И вряд ли преступит соответствующую грань без моего ведома. Не так ли, дочь моя?
– Да, папа…, – нехотя потупила взор смуглая и оттого не краснеющая Чикита.
– Вот видите…, – подвел черту Мойша и тут же перешел к делу, – Дорогой посол. Пользуясь случаем, я хотел бы представить вам Отца Прокопия Святобартерного – официального архимандрита и неофициального духовного попечителя семьи Каплан…
Отец Прокопий, не спеша, осенил и окропил несколько прираскрывшего рот посла:
– Здравствуйте и веруйте…
Услышав это, Мойша удовлетворенно продолжал:
– Дорогой Отец Прокопий. Прошу любить и жаловать чрезвычайного и полномочного посла республики Лафландия господина…
Господин, однако, не дал ему договорить:
– О, вам будет очень трудно произнести мое имя в натуре. Можете обзывать меня запросто – «Большой олень». На вашем языке это примерно так получается…
– «Большой олень»… – повторила Чикита. – Не правда ли, это очень романтично, Святой Отец?
– И уникально, – добавил Мойша, – В Лафландии так называют только одного мужчину и только один раз в пятидесятилетку. Лауреата выбирают методом научного тыка из нескольких тысяч вовремя рожденных мальчиков. Носить такое имя – это все равно, что написать себе на лбу – сын прокурора. Я ничего не перепутал, уважаемый Большой олень?
Б.О. учтиво качнул головой:
– Все верно, мой дорогой Мойша… А что в свою очередь означает Святобартерный? Я еще, видимо, чувствую себя не как рыба в вашем языке…
– Как вам сказать, – несколько замялся Святой Отец.
– Видите ли, Большой олень…, – неуверенно начала Чикита.
Их выручил Мойша:
– О, Большой олень, эта история весьма интересна и поучительна. Но одновременно и слишком длина для данного дипломатического приема. Я обязательно расскажу вам ее как-нибудь в другой раз. Идет?
– Замазано, – согласился Большой олень и еще раз заинтересовано оглядел фигуру Отца Святобартерного.
Тот, однако, смотрел не на Большого оленя. Чикита сопроводила святой взгляд своим и уткнулась в стройные, так и рвущиеся из-под белого фартука ноги Кати. Это светской дочке не понравилось, и она сделала официантке ручкой:
– Детка, прогуляйся куда-нибудь. Нас твои услуги не интересуют…
Катя послушно отошла в сторону.
Мысленно она показала Чиките язык. Но чувство досады, однако, не выпало от этого в осадок. И хорошее настроение как-то стало улетучиваться.
Впрочем, переживать было некогда. Метрдотель дал ей новое указание:
– Часть девушек переходит в банкетный зал. Поэтому тебе теперь нужно двигаться по залу с напитками. Только, ради бога, будь повнимательнее. Никого не задевай, никому не мешай…
– Хорошо, – кивнула Катя и осторожно, как корабль в айсберги, вошла со своим подносом в мерцающий, поскрипывающий, пошептывающий и похохатывающий местами «бомонд».
Она шла, как учили: с улыбкой и прямой спиной. И с каждым шагом Катя все увереннее чувствовала себя среди этой толпы. Она шла, не замечая своего фартука. Шла, как будто на ней не дешевая бижутерия, а коллекционные диаманты.
В ее движениях появилось достоинство, подбородок приподнялся выше, улыбка утратила искусственность и наполнилась озорством. Она продолжала подавать бокалы. Но не как девочка из обслуги, а как сама хозяйка этого роскошного сияющего дома.
Катя не замечала, что многие стали оглядываться на нее, смотреть вслед. Она видела только фигуры, расступающиеся перед ней. |