Как ни странно, ночью Зои спала. Вероятно, потому, что не спала накануне и слишком переутомилась. Но ей снились сны. Она спешила за Коннелом, который то исчезал, то появлялся где-то впереди, а она никак не могла догнать его. Они проходили по комнатам, в которых она никогда не бывала. Коннел шел впереди, не оглядываясь. Зои звала его, но он не оборачивался. Она просыпалась, снова засыпала и видела все те же сны, полные боли от непереносимой утраты.

Когда она проснулась, подушка у нее была мокра от слез.

Неужели вот так и разбиваются сердца? Она никогда не верила, что сердце можно разбить. Она презирала тех, кто так думал. Сердца не разбиваются. Это всего лишь орган — работает себе и работает, как машина. Тук, тук, тук. Гонит кровь по жилам, давая людям жизнь, и не разбивается.

Но ее разбилось. Она делала все автоматически, совершенно не интересуясь тем, что делала. Ни сердце, ни мозг в этом не участвовали.

Всю оставшуюся часть недели Зои была занята только работой. О Коннеле ничего не было слышно, но адвокаты компании сообщили ей, что связались с его адвокатом и договорились о съемках в саду. Адвокат попросил только временный депозит на случай повреждений или каких-нибудь неожиданностей. Если съемочная группа будет вести себя безупречно, депозит возвратят. Адвокаты были довольны переговорами. Филип Кросс — тоже.

— Только удостоверьтесь лично, что никакого ущерба не причинено, а то нам предъявят иск! — ворчал его голос на ее автоответчике.

Хэл сказал ей, что Коннел отправился в Аргентину по делу.

— Небось, флиртует там с черноглазыми сеньоритами. Уж я-то его знаю!

Зои усмехнулась в ответ. Ревность сжигала ее, но она ничем себя не выдала. Только сердито сказала:

— Ради Бога, Хэл, не мог бы ты попробовать говорить так, будто ты живой человек, а не запись на автоответчике!

Хэл нахмурился. Это было его коронное выражение лица. Зои не удивилась бы, узнав, что он хмурится даже во сне. Его поклонницам это нравилось: свирепый взгляд, тяжелые сжатые челюсти, грубый мужской голос.

— Но я говорю те слова, которые у меня по сценарию!

Сладким голосом она заметила:

— Хэл, но роль надо не говорить, а играть? Я знаю, это трудно, но не мог бы ты попытаться, а, Хэл? Ты ведь учился в театральном колледже. Чему-нибудь тебя ведь там учили?

Все вокруг замерли.

Сказать такое Хэлу? Этого не ожидали даже от нее! Публично унизить одного из самых популярных актеров телевидения! У Хэла отвисла челюсть. Он тоже не мог поверить, что не ослышался.

— Начнем снова, — скомандовала Зои. — Все готовы? Уилл? Звук? Хэл, прекрати дуться.

— А ты прекрати ворчать, — пробормотал он так тихо, что услышала его только она.

— Что ты сказал?

— Ничего! — Он — впервые в жизни! — блестяще сыграл невинного человека, которого пытаются оклеветать. — Я просто репетирую, Она знала, что неуклюже пытается свалить все с больной головы на здоровую, но ничего не могла с собой поделать. Любовь, как зубная боль, не давала забыть о себе, отвлечься. Она жила где-то глубоко внутри ее существа и то и дело давала о себе знать.

С Зои это случилось впервые, и она не знала, что ей теперь делать. Как продолжать жить и улыбаться, когда хочется кричать? Как перестать жалеть себя, срываться по любому поводу? Она и не догадывалась раньше, что любовь может до такой степени подчинить себе человека…

В ту субботу она обедала с Санчей и Марком. Санча пробовала рецепты испанской кухни из поваренной книги, которую Марк купил ей. Обед начался с множества острых закусок. Здесь были и артишоки с приправой из уксуса, прованского масла и пряностей, и крошечные жареные рыбешки, и фаршированные анчоусами вареные яйца, и тунец в томатном соусе, и креветки.