При каждом звуке шагов на лестнице все поднимали головы и сдерживали дыхание. Кроме того, поскольку О'Миллой жили на первом этаже, каждый запоздалый прохожий, задерживавшийся под их открытым окном, приводил их в подобное состояние. Бетти, Шейла и Молли убрали со стола, составили посуду в мойку и вернулись в комнату. Никто даже не подумал предложить сыграть в карты. Наконец, не выдержав, Лаэм осторожно сказал:

– Может быть, с ней что-то случилось? Побледневший от гнева Пэтрик взглянул на своего младшего сына.

– Не знаю, что с ней случилось, но твердо знаю, что еще что-то случится!

– Поосторожней, Пэтрик О'Миллой, предупреждаю вас, что я не потерплю, чтобы…

Повелительный жест мужа оборвал ее на полуслове. Все прислушались. На улице послышался шепот. Пэтрик сел на стул и выпрямился.

Морин, опасаясь отцовского гнева, не хотела, чтобы Фрэнсис заходил в дом для извинений, но Фрэнсис как настоящий джентльмен считал своим долгом принять на себя всю ответственность за ее позднее возвращение. Не считаясь с доводами Морин, он был уверен, что ее отец все поймет. Разумеется, он не подозревал о нравах, царивших в семье О'Миллой. Проклиная упрямство джентльменов и их непонимание другой жизни, девушка, наконец, уступила и стала подниматься по лестнице со скоростью приговоренного к смерти, идущего на эшафот. Морин была уверена, что ее романтическое приключение доживало последние секунды и что вскоре ее Фрэнсис, как метеорит, перелетит через этот порог, благодаря Небо, что оно не дало ему возможности войти в это дикое племя.

Молчание, царившее за дверью, показалось Морин зловещим. Свет, который пробивался из-под нее, говорил о том, что все в сборе. Тогда откуда эта гробовая тишина? Когда дверь, наконец, открылась, увиденная картина поразила Бессетта: семь человек мрачно смотрели прямо на них. Он вспомнил об одном авангардистском фильме, который недавно видел в своем клубе. Морин стало не по себе. Она вошла первой и втащила за собой Фрэнсиса, у которого возникло ощущение, что он – диковинный зверь, выставленный на обозрение в зоопарке. Морин закрыла за ним дверь. Он собрал всю свою храбрость и все-же слегка дрожащим голосом объявил:

– Мое имя – Бессетт…

Никакой реакции не последовало. Его продолжали молча изучать.

– Я пришел попросить у вас прощения за наше опоздание…

Опять – ни слова. Фрэнсису показалось, что он произносит речь на кладбище или в музее, среди статуй.

– …и это не по нашей вине… и… и…

Не двигаясь с места, Пэтрик отчетливо произнес:

– Валите отсюда!

Непривычный к такому обращению, Фрэнсис окончательно растерялся.

– Простите?

Пэтрик резко поднялся.

– Вы что, не поняли? Валите отсюда, пока я не вышвырнул вас в окно!

По вечерам в своей комнате Бессетт часто думал о том, как ему придется знакомиться с родителями девушки, которую он полюбит. Во всех романах, которые он прочел по этому поводу, писали о первоначальной стеснительности обеих сторон, но ни один автор не указал, что можно быть принятым таким вот образом. Он совершенно растерялся и не знал что предпринять, чтобы сохранить свое достоинство и, в то же время, не поссориться со своими будущими родственниками. Чувствуя приближение опасности, Морин стала с ним рядом и оказалась в кругу электрического света. Увидев подбитый глаз дочери, Бетти вскрикнула:

– Морин… что с вами случилось?

Все сразу же вскочили с мест, словно материнский крик освободил их от оцепенения. Шон подошел к Бессетту.

– Зачем вы ударили сестру?

– Я?

Но на этом месте воспоминания Бессетта о том, что произошло дальше, оборвались, поскольку старший сын О'Миллой нанес ему удар такой силы, что, выпустив из рук зонтик и шляпу, Фрэнсис влетел в открытый буфет и распластался там, потеряв сознание.