– Неужели!

Словно пчела, принесшая мед в соты, мисс Скрю запела:

– Только она одна может приходить на работу, когда ей заблагорассудится, брать столько отпусков, сколько она хочет, и, зарабатывая тридцать семь фунтов в месяц, тратить шестьдесят только на одежду!

– И патрон ничего не говорит?

Мисс Скрю строго взглянула на Бессетта, пытаясь понять, не издевается ли он над пей, и, убедившись в его искренности, произнесла:

– Если дела обстоят так, значит ему это нравится. А если хотите знать мое мнение,– не понимаю, что в ней такого особенного?

Фрэнсис мог бы ответить на этот вопрос, но не счел нужным объяснять все мисс Скрю и выпроводил ее из кабинета. Значит, мисс Кольсон – любовница Клайва Лимсея? Странно, что он не услышал об этом от Джошуа Мелитта, которого так возмущают все человеческие пороки… Правда, патрон всегда очень осторожен. А кроме того, у этого человека, вдовца, имеющего сына, который доставляет ему больше хлопот, чем радости, есть право найти себе другое утешение в жизни.

Незадого до полудня шум в коридоре оторвал Бессетта от изучения документов. Он еще не успел встать с места, как в кабинет ворвалась Морин, отталкивая сильной рукой обезумевшую мисс Скрю. Намечался скандал, и у Фрэнсиса по спине побежали мурашки. Он сказал:

– Можете оставить нас, мисс Скрю.

Стараясь принять как можно более непринужденный вид, он спросил:

– Что у вас, мисс О'Миллой?

Морин приблизилась к нему.

– Фрэнсис… что происходит? Вы больше не хотите меня видеть?

– Нет.

Полушепотом она спросила:

– Вы меня разлюбили?

– Это вас не касается!

– Я же знаю, что вы меня по-прежнему любите, Фрэнсис, так в чем же дело?

– Я ненавижу лжецов!

– Лжецов?

– Позвольте вас спросить, в какое кино вы ходили с Шоном в тот вечер, когда просили не заходить за вами?

– Так все дело только в этом?

– Да, в этом! Представьте себе, я люблю вас настолько… я любил вас настолько, что не мог вернуться домой, не повидав вас… и увидел… Ведь вы были не с Шоном?

– Нет, с Бертом Лимсеем.

– Хотя это признание и запоздало, но согласитесь: так или иначе оно привело бы к концу наши отношения.

– Фрэнсис, я вам сказала неправду только потому, что опасалась именно вашей ревности. Если бы я знала…

– Дорогая моя, вы имеете полное право отдать предпочтение мистеру Лимсею, но я вовсе не обязан радоваться по этому поводу, не так ли?

– Неужели вы думаете…?!

– Вы не оставили мне никаких иллюзий.

– Значит, так вы мне верите?!

– Странно слышать это от вас!

– Вы правы, Фрэнсис, нам, действительно, больше нечего сказать друг другу…

Она уже выходила, когда Бессетт бросил ей вдогонку:

– Кабинет Лимсея – в конце коридора!

– Спасибо!

Он дождался, когда стих звук ее шагов, и дал волю гневу.

Бессетт решил остаться в обеденный перерыв в кабинете. Ему не хотелось ни есть, ни встречаться с людьми. Он прислушался к шагам сослуживцев, торопящихся покинуть помещение, которое все больше наполнялось тишиной. Фрэнсису показалось, что он остался совсем один, и, когда вошел Берт Лимсей, он вздрогнул.

– Извините, что отвлекаю вас, Бессетт, но ко мне зашла мисс О'Миллой и рассказала о своем визите и о том, как вы ее приняли…

Ничего не сказав в ответ, Фрэнсис встал, подошел к Лимсею и без предупреждения ударил его кулаком в лицо.