Тёма заржал, отворачиваясь к разложенным на туалетном столике кисточкам, делая вид, что чем-то страшно занят. А Гдальский ухмыльнулся и миролюбиво погладил обожаемую жену по руке:

— Оль, так ведь это самая большая загадка и есть…

— Что именно?

— Как можно выглядеть так красиво даже вот в этом дерь… — еще один тычок в бок. — Ах, ты ж, черт! В этой… хм…

— Маске!

— Маске! — вовремя поправился Тихон. — И с антеннами на голове. Слушай, я вот думал, может, они от тебя радиацию отталкивают? Или, наоборот, через них проходит какой-то мощный энергетический канал!

— Что это ты несёшь? — еще сильнее сощурилась женщина, с подозрением глядя на мужа.

— Нет, ну, должно же быть объяснение, почему все вокруг стареют, а ты, вот, в сорок — девочка девочкой?

Ну, допустим, девчонкой она уже давно не была. И лицо, несмотря на все поддерживающие молодость процедуры, утратило свежесть, присущую юности. Но для своего возраста Ольга выглядела просто отлично. Как может выглядеть разве что абсолютно счастливая женщина. Она будто изнутри светилась.

— Не напоминай мне об этом чертовом дне рождения!

— Хм… Оль, так тебе сегодня о нем куча народу напомнит…

— Это будет на банкете. А пока мне тридцать девять! Я еще даже не родилась.

— Ладно-ладно… Так, где все же мой галстук?

— Там, где ты его положил, Гдальский!

— Так, Гдальская, не шуми! Ты же знаешь, что я себя не помню из-за этих переговоров…

Хм… Прошло почти четыре года, и Ольга уже давно привыкла к своей новой фамилии. Но все равно иногда удивлялась. Что она… и Гдальская. По этому поводу у них с Тихоном был… нет, не скандал. После того, как она загремела в больницу с угрозой выкидыша, ввязать Тихона в это дело стало практически невозможно, даже когда очень хотелось с кем-нибудь поругаться. Знаете, бывает такое. Особенно на последних месяцах беременности, когда ты, раздувшись, как дирижабль, уже готова кого-нибудь пристрелить только за то, что этот кто-то видит пальцы на своих ногах и может обуться без посторонней помощи. Так вот, возвращаясь к фамилии… Для Тихона это оказалось делом принципиальной важности! И ведь не то, что Ольга сама бы этого не хотела. Но все её желания перекрывались практической стороной вопроса. Точнее… непрактичностью таких изменений. Это же сколько документов переделывать! Паспорт, права те же… Нотариальную доверенность на подписание документов, выданную ей по работе. Сплошная бюрократия, которая Ольгу порядком пугала, а главное — сжирала кучу времени. Но Тихон был непреклонен:

— Ну, ты сама подумай… Дочку-то мы все равно на мою фамилию запишем, так?

— Угу… — промямлила тогда Ольга.

— Ну, и что? Дочка твоя будет Гдальская, а ты — Фадеева? Ну, где логика?

— А то, что сыновья останутся Фадеевыми, а я стану Гдальской, тебя не смущает?

— Нет! Парням уже по восемнадцать. Кому какое дело, что у них с матерью разные фамилии? А с Настюхой тебе и по поликлиникам мотаться, и по садам-школам…

— С Настюхой? — Ольга так удивилась, что даже забыла озвучить собственные контраргументы в виде того, что в свидетельстве один черт будет записана мать ребенка! Какую бы та фамилию ни носила.