– Как красиво и тихо! Мне кажется, я всегда мечтала здесь жить!

Элиар промолчал. Он не мог выразить то, что его тревожило. Когда человек долгое время находится в мире, где правят жестокость, сила, немилосердный случай, веленье безумной толпы, где присутствует вечная война, именно это, вольно или невольно, и становится его настоящей жизнью.

Море хранило тепло мягкой осени. Тарсия высоко зачесала волосы, свернув их узлом, сняла одежду и, осторожно ступая по песку, вошла в воду.

Они долго купались, потом улеглись на берегу, и девушка произнесла с неожиданной пылкостью:

– О, если б мы могли остаться здесь навсегда!

– Здесь? – удивился Элиар. – На этом острове? Зачем?

– Я хочу удержать, сохранить то, что имею сейчас, неважно, какой ценой!

– И что мы станем делать? – спросил он с легкой улыбкой. – Чему я должен научиться? Пасти коз?

– Почему бы и нет?

Тогда он коротко, веско произнес:

– Я воин, Тарсия.

Она сникла, вновь охваченная глубоким отчаянием.

– Я знаю. Ты не останешься со мной навсегда. Ты пойдешь дальше, вперед, за богатством и славой…

– Нет, – перебил он, – мне не нужны ни богатство, ни слава, к тому же вряд ли я когда-нибудь буду настолько прощен богами, чтобы заслужить право властвовать над другими людьми или распоряжаться большими деньгами. Просто я хочу выполнить то, что предначертано судьбой.

– Что же это?

– Пока не знаю. Но это никак не связано с мирной жизнью. Еще давно отец говорил всем нам, что мы предназначены смерти, однако надо стремиться к тому, чтобы она не нашла нас слишком быстро, и при этом сохранить достоинство и гордость. Для этого и существует воинское искусство, которое мы должны постигать. Смерти я избежал, но вот… – Он тряхнул головой, словно отгоняя навязчивые мысли. – В общем, я хочу вернуть потерянное и… – Он не успел закончить.

– Ты любишь меня? – вдруг спросила гречанка.

– Да.

– И не боишься потерять?

Он посмотрел ей в глаза долгим взглядом, потом обнял и… нет, еще никогда им не доводилось до такой степени отпускать себя на свободу – Тарсия даже испугалась столь бешеного порыва страсти, своей и его. Тот час, в течение которого они неустанно сливались в любовном порыве, без конца взбираясь на вершины наслаждения, пролетел как один миг. Потом, обессиленные, они долго карабкались на гору и, вернувшись домой, имели совершенно безумный вид. Ливия это заметила. Она смотрела на рабыню, густые длинные волосы которой стекали по спине, точно живое золото, а в глазах застыло неописуемое выражение – гречанка словно бы все еще пребывала там, на берегу, в объятиях своего друга, – и невольно завидовала ей. Сейчас в жизни Тарсии все было намного проще, чем в ее собственной…

– Все готово, – сказала Ливия, – садитесь за стол. Думаю, будет лучше, если мы станем есть все вместе.

Тарсия вздрогнула от неожиданности, а потом внезапно повалилась хозяйке в ноги и принялась говорить. Обливаясь слезами, рассказала все – о том, что Луций отнял у нее письмо Гая Эмилия, а она скрыла это от госпожи…

Лицо Ливий потемнело, однако она протянула руки и заставила гречанку встать.

– Неужели ты простишь меня, госпожа? – пролепетала она.