Проводив гостей, Ливия вернулась в дом и прошла в спальню. По вечерам она чувствовала себя куда уютнее здесь, а не в больших помещениях, где стены будто бы растворялись в высоте подпираемых лесом колонн великолепных каменных сводов.

Она медленно снимала украшения, складывая их в шкатулку, когда вошел Луций и остановился, глядя на жену. Взгляд его серых глаз излучал спокойствие и… беспощадное самообладание.

– Тебе понравились подарки? – спросил он.

– Да. Спасибо.

– Ты устала?

– Не особенно.

Луций опустился в кресло и замер. На нем была тяжелая праздничная одежда, он не снял даже высоких кожаных башмаков.

– Не пора ли нам подумать о сыне? – вдруг сказал он. Ливия вздрогнула и повернулась.

– Почему ты говоришь об этом сейчас?

– Три года назад ты просила подождать, пока не подрастет Аскония. Ей уже пять лет. А тебе исполнилось двадцать пять.

– Это не так много. Я совершенно здорова, могу родить ребенка и через несколько лет, – ответила Ливия, а потом прибавила: – Я не способна решать все так, как ты, – разумом.

Луций усмехнулся, его стальные глаза холодно блеснули.

– Я не решаю разумом. Человеческий разум слаб – беспощадная неотвратимость судьбы превращает все его помыслы в тщетную суету. Просто я искренне этого желаю, к тому же Марк Ливий хочет увидеть того, кто станет наследником нашей семьи.

– Веллея тоже может родить сына.

– Не уверен. Первый мальчик умер, и за минувшие полтора года она не зачала.

– Это ни о чем не говорит. Веллее еще нет двадцати. Все впереди. У нее будут дети.

– Зато мне скоро сорок… Не много, но и не мало.

– Хорошо, – сказала Ливия, – я не против. Только мне бы хотелось куда-нибудь съездить. Помнишь, ты обещал, что мы отправимся в Грецию, в Египет, но мы так нигде и не побывали!

– У меня было много неотложных дел.

– Понимаю. Год выдался тяжелым: выступления, выборы. Зато теперь ты можешь позволить себе немного отдохнуть. Возьмем Асконию и поедем…

– В Грецию?

Ливия облегченно вздохнула.

– Да. Я там еще не была. Луций сделал паузу.

– Была.

Ливия почувствовала укол в сердце. Он помнит. И будет помнить всегда. Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза – излюбленный прием, против которого он был бессилен.

– Да, но не так. И не с тобой. Луций встал, скрипнув креслом.

– Хорошо, – бесстрастно произнес он. – Можешь собираться. Думаю, мы сумеем выехать через несколько дней.

…Пурпур и золото солнца, пепел теней, сказочно-нежные краски храмов, напряженно-скованные позы статуй, многолюдные площади, ряды лавок и навесов, разносчики с корзинами и рабы-водоносы, крики мальчишек, гул толпы… Масса кустов и деревьев, белые дома с толстыми стенами и обнесенные заборами сады, сверкание неба и темные силуэты гор на горизонте. Афины…

«Афины прекраснее всех городов мира», – писал ученик Аристотеля, греческий историк и философ Дикеарх.

«А миром правит Рим», – подумал Гай Эмилий.

Он посмотрел на Клеонику. Рада ли она тому, что вернулась в свой родной город? Да, наверное, рада, хотя… Он знал, что, идя рядом с ним, она не замечает ни времени, ни дороги, ни палящего солнца, ни окружающих людей. И Гай не мог понять, хорошо это или плохо.

Клеоника была красива – ярко блестящие глаза под длинными загнутыми ресницами, иссиня-черные, стянутые в тяжелый пучок волосы, природная грация всех движений.