|
Они снимали с нее украшения и рвали одежду, когда подоспел третий. Одному из его противников удалось убежать, а второй остался лежать на дороге с ножом в горле. Полумертвая от страха гречанка позволила незнакомцу проводить ее и согласилась наградить его так, как он просил. Позднее она поняла, что он вовсе не спас ее, а всего лишь забрал себе чужую добычу. С тех пор она не могла от него отделаться: он приходил к ней, когда считал нужным, возникал словно бы ниоткуда и так же стремительно исчезал. Она не знала, кто он и где живет, и даже его имя – Мелисс – вряд ли было настоящим.
И вот сейчас этот человек смотрел на гречанку с неприкрытым вожделением, протягивая ей золотой браслет редкой работы. – С кого ты его снял? – сказала Амеана, зная, что он простит ей такой вопрос. – Ни с кого. Сам купил. Хочу, чтоб ты знала: я могу делать тебе такие же подарки, как твои паршивые патриции. – Почему ты всегда приходишь в те драгоценные утренние часы, когда я отдыхаю? – капризно произнесла гречанка. – Потому что позднее и тебя и меня ждет работа. Амеане очень хотелось прогнать его, но она не смела – этот человек внушал ей неподдельный страх и, как ни странно, именно оттого что иногда, помимо темной страсти, она видела в его глазах еще что-то, напоминающее искреннюю привязанность: страшна преданность льва, который сегодня лижет тебе ноги, а завтра может вцепиться в горло. – Почему бы тебе не пойти к другой женщине? Там не пришлось бы платить так много! – вырвалось у нее. И он отвечал со странной усмешкой: – Я хочу только тебя. Другие покоряют города и завоевывают страны, ведут армии через пески и воды… Я же хочу только тебя. В ее взгляде мелькнул испуг, хотя голос звучал с привычной кокетливостью: – Я так хороша? – Просто мы похожи. – Чем? Я ничего о тебе не знаю. Даже сколько тебе лет… – Это так важно? Мне еще нет тридцати. И я, так же как и ты, не родился свободным. – Так ты вольноотпущенник? – Да, – неохотно отвечал он, присаживаясь на край ложа. – В моей истории нет ничего необычного. Я родился от связи богатого землевладельца с рабыней. Единственное, чего хотела моя мать, – свободы для меня. Хозяин дал мне свободу и вскоре после этого умер. Мое имя не упоминалось в завещании, мне не досталось ничего. Что оставалось делать? Свобода без денег – разве это свобода? Я отправился в Рим. У меня был хороший выбор: грузить товары в порту, чистить уборные или продать себя в гладиаторы. В конце концов я стал тем, кем стал, и не жалею. Я умею внушать страх, а в Риме это, пожалуй, даже больше, чем уважение. Куртизанка подняла брови. – И чем же мы похожи? – Тем, чего добились и каким способом. Вспомни, тебе дал свободу богатый старик, с которым ты спала с тринадцати лет. Амеана сделала протестующий жест, и тогда Мелисс добавил: – Я тебя не осуждаю. Каждый устраивается так, как умеет, и продает то, что может продать. Гречанка молчала. Для того чтобы взойти на свой собственный маленький Олимп, где ее услугами пользовались пусть не боги, но люди, в ее представлении, значительно приближенные к ним, она прошла сквозь череду унижений, и теперь боялась, что знакомство с этим человеком послужит ей во вред, отпугнет часть наиболее выгодных и знатных клиентов. Однако когда Мелисс протянул к ней жадные руки, она не посмела возразить. Сорвав одежды, он стремительно и грубо овладел гречанкой, впиваясь в ее губы жаркими поцелуями, а после с настойчивой нежностью сжимал в объятиях тело Амеаны, наслаждаясь ароматом ее кожи и волос, проводил руками по ее груди и изгибам бедер так, словно любовался прекрасной статуей. |
