Погруженная в размышления Ливия прошла в перистиль. Близился вечер, с небес лился таинственный тусклый свет, превращавший мраморные тела статуй в медные, золотивший тучи рассыпаемой фонтаном водяной пыли, трепетавший на поверхности маленького бассейна в центре дворика. Неподвижный воздух был напоен живительной прохладой, кое-где в вышине бездонного неба поблескивали холодновато-колючим светом огоньки ранних звезд, а редкие, похожие на белопарусные корабли облака были обведены огненной линией.

Девушка опустилась на любимую скамью. В перистиле всегда было много цветов – пышные дамасские розы, застенчивые маргаритки, нежные лилии и пламенные маки. Ливия обожала это царство воды и зелени, где было так приятно наслаждаться покоем, где она внимала голосу души и сердца, не опасаясь неожиданной внутренней бури или внезапной тоски, потому что в эти мгновения вся жизнь казалась не более чем ниспосланным богами сном.

Между колонн появился мужчина; в тени его лицо казалось темным, точно коринфская бронза. Это был Децим; он в самом деле сильно загорел за те несколько недель, что провел в загородных владениях отца. Глядя на него, Ливия тоже захотела вырваться за пределы Рима: ей вдруг стало тесно в том мире, в каком она пребывала с детства.

Несколько мгновений Децим молча смотрел на сестру. Иногда она казалась ему такой странной… Мечтательность, стремление созерцать окружающий мир – такие вещи не понимались, не поощрялись и не принимались римским обществом. Римлянин создан для того, чтобы действовать, он должен четко осознавать свои цели и добиваться их, его разум столь же холоден, как и его молитвы, и душа не создана для пустых волнений. Святое дело – уповать на милость богов, но они редко даруют человеку больше, чем он сам заслужил своими поступками и образом мыслей.

Что же касается брака… Долг, порядок, закон – любое из этих слов годилось для того, чтобы заменить слово «любовь».

– Я всегда знаю, где тебя искать, – сказал Децим, присаживаясь рядом с сестрой, и, желая поддразнить ее, спросил: – Почему ты грустна? Скучаешь по жениху?

Девушка покачала головой:

– Ты знаешь, что нет. Хотя, признаться, я ожидала, что отец пригласит Луция на обед.

– Так отец ничего не сказал? Луций срочно уехал в одну из южных провинций.

– В таком случае он мог бы проститься со мной.

– Не успел, – произнес Децим таким тоном, каким взрослые объясняют детям очевидные вещи, о коих последние, в силу своего неразумного возраста, не имеют понятия. – Ты просто не знаешь, как это бывает: спешка, суета, и вот ты уже в пути, за много стадий от Рима…

– Тогда прислал бы письмо, – упрямо сказала Ливия. – Он ведет себя так, будто я уже принадлежу ему, словно между нами все решено.

– А разве нет? Ведь ты сама дала согласие выйти за Луция Ребилла.

– Я могла поступить иначе? Ты знаешь отца: уж если он задумал устроить этот брак…

Децим продолжал смотреть на сестру с чувством, близким к жалости. Слишком хрупкая, казалось, напрочь лишенная столь свойственных юности живости и задора, она была совсем незаметна в толпе статных, блистательно-ярких римских красавиц, таких, как ее ближайшая подруга Юлия. И вечная задумчивость Ливий скорее отталкивала и смущала, чем притягивала и вызывала интерес. В детстве они были очень дружны, но в последнее время ему становилось все труднее ее понять.

– Видишь ли, сестра, есть вещи, приходу которых не воспрепятствовать, ухода которых не остановить.