Конечно же, никто и не подозревал о той, другой, жизни Сирила. На поверхности, в обществе, он пользовался репутацией человека утонченного, изящного и, несомненно, воспитанного в лучших традициях. Он никому не позволит проведать о своих диких ночных оргиях. Это была его тайна, и он собирался тщательно охранять ее и впредь.

Пальцем, обтянутым безупречно белой перчаткой, он дотронулся до звонка, глубоко вздохнул и стал ждать. Как и все остальные члены высшего парижского общества, он был наслышан о мадемуазель Даниэлле Колтрейн, дочери уважаемого и состоятельного американского посла Тревиса Колтрейна, и о ее планах открыть антикварный магазин на Монмартре на правом берегу Сены. Ему так же, как и всем остальным, кто прослышал о таинственной находке Дани в унаследованном ею имении в Монако, не терпелось увидеть картины, о которых шептал в благоговейном трепете весь Париж. Однако он не собирался дожидаться официального открытия магазина, поэтому и обратился к мадам Китти Колтрейн с личным посланием, в котором умолял предоставить ему возможность получить частный просмотр сокровищ. Сирил был неплохо знаком с ней благодаря ее неподдельному интересу к миру искусства, и живописи в особенности, а потому чувствовал, что она уважительно отнесется к его просьбе, и был немало обрадован, когда она действительно пригласила его посетить свой знаменитый особняк.

Дверь открылась, и Сирил протянул свою выгравированную визитную карточку представительному дворецкому. Ему предложили пройти в сверкающий вестибюль, где оставили одного всего лишь на мгновение, прежде чем провели в украшенную цветами гостиную, где и приняла его сама мадам Колтрейн.

Сирил прижался губами к протянутой руке, впечатленный красотой хозяйки ничуть не меньше, чем роскошным убранством комнаты.

– Я слышал, мадам, что у вас чудесный дом, но не был готов к столь абсолютному великолепию.

Он поднял голову, глядя на потолок, украшенный фресками, изображавшими всевозможные аллегорические композиции. Интерьер комнаты был выполнен в духе высокого французского барокко. Пол покрывал богатый паркет, каминную полку украшали пять великолепных ваз, сделанных из серебра и оникса.

Однако внимание Сирила мгновенно приковала к себе висевшая на стене «под мрамор» картина Эдуарда Моне, которая особенно хорошо смотрелась в раме, украшенной резным цветочным орнаментом. Он подошел к ней поближе и после благоговейного молчания произнес почти шепотом:

– «Олимпия». Он завершил работу над ней в 1863 году. Как вам удалось раздобыть ее?

Китти улыбнулась. Ей всегда было приятно разделить свою страсть к искусству с кем-то еще.

– На одной частной распродаже. Мы путешествовали, когда муж случайно услышал о ней. И для того чтобы приобрести ее, мы специально отправились в Страсбург.

Служанка в накрахмаленном желтом фартуке из тонкого хлопка появилась с серебряным подносом, на котором стояли бокалы с искрящимся бургундским. Сирил взял бокал и принял приглашение Китти: сел рядом с ней на изящном диване перед высоким окном, которое выходило на ее любимый розовый сад.

– Вы просили предоставить вам частный показ.

Сирил радостно кивнул:

– Я бы хотел поблагодарить вас за то, что вы позволили мне осуществить мою мечту. Сокровища, которые вы с вашей приемной дочерью отыскали в Монако, будоражат весь Париж.

– Вообще-то их нашла моя приемная дочь. Да, мы прекрасно знаем о вызванном интересе и с большим нетерпением ждем открытия магазина.

– И я могу отлично понять почему. Скажите мне, – нетерпеливо воскликнул он, – позволит ли она купить одну из найденных в Монако картин до того, как будет открыта галерея?

– Сомневаюсь.