– Не волнуйся за меня, Тревис, я хорошо себя чувствую, – ее тронуло его внимание, – я хочу ехать с вами.

– Нет, Мэрили! – отрезал он, проводя рукой по грязному лицу. – И не спорь, черт возьми! Ты можешь потерять ребенка, и я не хочу рисковать. Жди здесь, я приеду.

– Да. Да, конечно. Ты прав.

Она смущенно отошла. Тревис так громко говорил, что его могли услышать остальные.

Гилберт Сакс запрыгнул в фургон и взялся за поводья. Тревис забрался в повозку сзади и сел рядом с Сэмом. Взмахнув хлыстом, Гилберт повернул к дороге. Вскоре фургон исчез в ночной тьме.

Мэрили стояла и смотрела вслед уехавшему мужу. Господи, как же она его любит! В этом мужчине было все, о чем только могла мечтать женщина, и даже больше.

Но он ее не любит.

Она никогда и никому не призналась бы в этом, но у нее было серьезное намерение уехать от него, оставить его свободным и вернуться домой в Кентукки… пока она не узнала о ребенке.

Теперь на время придется смириться с такой жизнью. В ней зреет ребенок, и ни о каком отъезде не может быть и речи. Пусть в сердце Тревиса нет для нее уголка, надо благодарить Господа хотя бы за то, что он позволил ей жить с ним.

Яркие огни Виргиния-Сити пронзили окутывавшую их фиолетовую пелену ночи. Гилберт крикнул через плечо, что они почти приехали.

– Он наполовину очнулся, – отозвался Тревис, – что-то бормочет, а что – я не могу разобрать. Боюсь, у него внутренние повреждения. Из носа течет кровь.

В фургон долетал городской шум: звуки пианино, громкое пение, взрывы смеха, ругань. В Виргиния-Сити было больше сотни салунов, и по ночам город гудел.

Гилберт остановил лошадей перед двухэтажным деревянным зданием, над входом в которое висела табличка «Больница Виргиния-Сити», с обеих сторон освещенная газовыми фонарями.

– Я пойду позову кого-нибудь на помощь и возьму носилки, – крикнул Гилберт, спрыгнув с фургона, и помчался вверх по лестнице, перемахивая через ступеньку.

– Bee будет хорошо, старина, – Тревис нежно похлопал Сэма по плечу, – только держись! Ты бывал и не в таких переделках.

Сэм застонал, уронив голову набок.

Мимо фургона, пошатываясь, прошли двое пьяных. С другой стороны улицы их начала нахально зазывать женщина в красном блестящем платье. Пьяные пошарили по карманам и, довольно расхохотавшись, поспешили к ней.

Гилберт вернулся с двумя санитарами и носилками.

– Осторожнее, – сказал Тревис, когда они забрались в повозку, – кажется, у него сильные боли. Я не знаю, насколько серьезно он ранен.

– Что случилось? – спросил санитар, поднимая Сэма за ноги, в то время как его помощник ухватился за плечи. – Перестрелка?

– На него обрушилась шахта. Я достал его из-под завала. Он пытается говорить, но у него из носа течет кровь.

Они уложили его на носилки и осторожно вынесли из фургона.

– Побыстрее, пожалуйста! – нетерпеливо крикнула стоявшая в дверях женщина. – У меня еще огнестрельное ранение, и я хочу осмотреть этого больного до начала операции.

Тревис поднял голову и увидел ее силуэт в дверном проеме, в ореоле мягкого света. На женщине был белый халат. Двое санитаров внесли Сэма по лестнице и исчезли в глубине больницы, за ними ушла и женщина в белом. Тревис успел заметить мелькнувшие золотисто-рыжие волосы.

– Что за чертовщина! – крикнул он Гилберту. – Женщина-врач?

– Я не знаю, Тревис, – устало отозвался Гилберт. Привалившись к фургону, он вытянул из кармана фляжку, изрядно хлебнул и протянул виски Тревису.