|
Чур. Чур, чур, чур и еще раз — чур. Ну, давай, рассмейся уже. Ты же хочешь. Пожалуйста. Ну, пожалуйста. СТЮАРТ: Если это — альтернатива для средних лет, то я выбираю последнее. Формально или неформально. ОЛИВЕР: Ага, маркетинг! Моя всегдашняя ахиллесова пята. Ну, хорошо, пусть начинает Стюарт, если ему это принципиально. Начинающий эстафету первым несет палочку истины. Только смотри, не урони ее, Стю-малыш! И не выбегай за пределы своей дорожки. Ты же не хочешь, чтобы нас всех сняли с соревнований уже на первом этапе. Дисквалификация нам не нужна. Ладно, пусть первым будет Стюарт. Мне все равно. Но у меня есть одна просьба, и вовсе не из эгоманьячных соображений, своекорыстия или правил маркетинга, а исключительно на основании этикета, искусства и страха перед банальным. Пожалуйста, не называй следующую главу «Как все было». Пожалуйста, не называй. Я тебя очень прошу. Ну пожалуйста. 2. Как все было СТЮАРТ: Я не уверен, что смогу хорошо рассказать. Обязательно где-нибудь собьюсь и начну пересказывать события не в том порядке. Но вы уж, пожалуйста, потерпите и не судите строго. Потому что мне кажется, так будет правильно — чтобы сначала рассказывал я. Мы с Оливером вместе учились в школе. Он был моим лучшим другом. Потом я работал в клиринговом банке. А он преподавал английский как иностранный. Я познакомился с Джилиан. Она была художником-реставратором. Она и сейчас художник-реставратор. Мы познакомились, мы влюбились друг в друга, мы поженились. Я ошибочно думал, что это — конец истории, хотя это было только начало. Я так думаю, я не единственный. Многие совершают такую ошибку. Слишком много мы смотрим фильмов и слишком много читаем книг, мы слишком верим родителям. Все это было давно, десять лет назад, когда всем нам было чуть-чуть за тридцать. Теперь нам… нет, вижу-вижу, что вы вполне в состоянии подсчитать самостоятельно. Она ушла от меня к нему. Вернее, Оливер ее увел. Просто взял и увел. Сделал так, чтобы Джил в него влюбилась. Как? Не знаю и знать не хочу. Ни сейчас не хочу, ни тогда не хотел. Одно время, когда я начал что-то подозревать, меня мучил вопрос: спят они или нет. Я и у вас спрашивал, помните? Умолял, чтобы вы мне сказали. Буквально напрашивался на однозначный ответ: они ведь спят, правда? Я помню. Но вы мне тогда ничего не сказали, и теперь я вам очень за это признателен. Я тогда был слегка не в себе. Но это вполне объяснимо, правда? Меня можно было понять. Я боднул Оливера головой в лицо и сломал ему нос. А в день их свадьбы я заявился без приглашения в ресторан, где они отмечали событие, сам того не желая, устроил сцену и испортил им праздник. Потом я уехал в Америку. Устроил так, чтобы меня туда перевели от фирмы. В Вашингтон. И что самое забавное, единственный человек, с кем я поддерживал связь из оставшихся в Англии, — это мадам Уайетт. Мать Джилиан. Единственный человек, который был на моей стороне. Мы переписывались регулярно. Потом я ездил во Францию, чтобы с ними увидеться. Вернее, чтобы увидеть их. Потому что я-то их видел, а они меня — нет. Я видел тот показательный бой, который они устроили посреди улицы. Оливер ударил ее по лицу, а все соседи делали вид, что не смотрят на них через щелочки в занавесках. И я в том числе. Я стоял у окна у себя в номере, в маленькой деревенской гостинице прямо напротив их дома. После этого я вернулся в Америку. Даже не знаю, чего я ожидал от той поездки — и что она мне дала, — но одно знаю точно: мне она не помогла. Стало ли хуже? Не знаю. Но легче определенно не стало. Наверное, все дело в ребенке. Ребенок меня добил. Если бы не ребенок, может быть, все обернулось бы по-другому. |
