Когда машина уехала, когда они уехали, огромный прекрасный мир гостиницы «Миссион-инн» показался мне пустынным как никогда раньше.
4
Дойдя до номера, я обнаружил, что Малхия уже поджидает меня. Он сидел над черным чугунным столом и плакал. Серафим упирался в стол локтями, уронив голову на руки.
— Что с тобой случилось? — оторопел я. — В чем дело? — Я сел. — Это я виноват? Что я натворил?
Малхия распрямился и медленно улыбнулся мягкой печальной улыбкой.
— Ты действительно переживал сейчас из-за меня? — спросил он.
— Ну да, ты же плакал! Как будто у тебя разрывается сердце.
— Сердце у меня не разрывается. Хотя, наверное, могло бы. Сам виноват, нечего было слушать ученых мужей, — добавил он. Он имел в виду университетских теологов, людей вроде Фомы Аквинского.
— Ты хочешь сказать, тех, кто уверяет, будто у ангелов нет сердца.
— Это из-за вас я плачу, из-за всех троих, — пояснил он.
— Почему?
Он пожал плечами.
— В вашей любви друг к другу мне послышалось эхо Небес.
— Ну вот, теперь и у меня слезы наворачиваются, — признался я. Я не мог оторвать от него глаз, изумляясь выражению его лица. Мне хотелось заключить серафима в объятия.
— Не стоит меня утешать, — проговорил он с улыбкой. — Но я тронут твоим порывом. Ты не представляешь, какая это для нас непостижимая тайна — то, как люди любят друг друга, тоскуя по утерянной целостности. Любой ангел всегда целостен. А мужчины и женщины земли — никогда, однако они достигают целостности через любовь, они достигают через любовь Небес.
— Кстати, о тайнах, — произнес я. — Ты выглядишь как человек, разговариваешь как человек, однако же ты не человек.
— Нет, совершенно точно не человек.
— Как ты выглядишь, когда стоишь перед Престолом Господним? — спросил я.
Он издал очередной укоризненный смешок.
— Я дух перед Престолом Создателя, — проговорил он тихо. — Сейчас я дух, обитающий в теле, приспособленном для этого мира. Ты же сам понимаешь.
— Ты всегда одинок?
— Как ты сам думаешь? — ответил он вопросом. — Разве могу я быть одинок?
— Нет, — решил я. — Это в голливудских фильмах ангелы всегда одиноки.
— Точно, — согласился он, широко улыбнувшись. — Даже мне становилось их жалко. Настанет время, когда ты поймешь, какой я, потому что сам станешь таким, а вот мне никогда не узнать, каково быть тобой. Я могу этому только изумляться.
— Я не хочу расставаться с ними, — заявил я. — Меня неотступно преследует эта мысль. Если я не могу быть с ними рядом, они будут регулярно и часто слышать мой голос через многие мили. У них будет все, чем я смогу их обеспечить.
Внезапно меня охватил пронзительный страх. Те деньги, которые я скопил за долгие годы, — это же кровавые деньги. Но других у меня нет, и я могу потратить эти деньги на Лиону с Тоби, очистить их таким способом. Или нет? Я не мог аннулировать трастовые фонды, которые уже создал. Я молил только, чтобы Малхия ничего не сказал по этому поводу.
— Теперь вы принадлежите друг другу, — произнес он.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я. — Значит ли это, что когда-нибудь, как-нибудь я смогу жить с Лионой и Тоби под одной крышей?
Он вроде бы на минуту задумался, а затем ответил:
— Поразмысли над тем, что уже произошло. |