— Пустите меня! Это же мой брат, как вы не понимаете?! — не переставал буйствовать он вот уже несколько часов. Бросился к иллюминатору, попытался его открыть, но только поломал ногти. Бессильно упал на кровать и заплакал.

А на палубе была полная тишина. Только волны тихо плескались о железные борта корабля. Солнце встало и теперь било прямо в глаза так, что было больно смотреть на остров.

— Почему они не взрывают? — тихо спросила Надя и посмотрела на часы. — Уже минуту назад должны были…

Фифи не поняла, что она говорила, но тоже посмотрела на часы и пожала плечами.

От этой невыносимой тишины просто шумело в ушах. Звон постепенно нарастал, становился все сильнее и вот-вот уже готов был разразиться взрывом.

Ядерным взрывом.

— Что-то не так! — наконец резко сказала Фифи и опустила бинокль. От ее голоса все вздрогнули и сразу как-то зашевелились, заходили по палубе, чтобы снять напряжение.

Надя не выдержала и спустилась вниз, к каютам. Подошла к двери, за которой был Вадим, и прислушалась. Там, внутри, было тихо.

— Эй, Вадим!

Надя тихонько постучала. Ответа не было. Тогда она осторожно отодвинула запор и приоткрыла дверь.

Вадим прилип к иллюминатору. Он даже не заметил, как она подошла и встала рядом. Только отодвинулся немножко, чтобы ей тоже было видно.

— Уже ведь должны были, — с какой-то надеждой в голосе прошептал он. — Уже давно, минут пять назад.

Надя ничего не ответила, только бросила на него короткий, полный ненависти взгляд и опять уставилась в окно.

— Не смотри так, — глухо пробормотал Вадим. — Я не виноват. Если бы я знал… Но он же ничего не сказал.

— Ты должен был догадаться. Он твой брат. — Эти слова из ее уст звучали как приговор.

— Да, я его брат. А тебя он любит. И ты его. И тоже ни о чем не догадалась. Никто не виноват.

— Вадик, миленький, что же теперь будет?! — Надя вдруг разрыдалась. — Я ведь просто не смогу без него не смогу. Я не хочу больше терять любимого. Ну почему он такой, ну зачем он это сделал? Это я во всем виновата, я!

Она ревела судорожно, навзрыд, задыхаясь. Вадим крепко обнял ее и осторожно гладил по голове. Он просто не знал, что сказать, что вообще нужно говорить в таких случаях. Да и нужно ли вообще что-то говорить…

— Он уходит! Смотрите, он уходит! — внезапно заорала Фифи.

В мгновение ока вся палуба ожила. Все вырывали друг у друга бинокли, чтобы посмотреть на сторожевой эсминец, на котором вдруг загудела сирена. Судно поднимало якорь. Через две минуты вода у его кормы побелела, вспенилась, и корабль медленно пополз прочь от острова.

Сразу, один за другим, исчезли здоровенные армейские вертолеты, висевшие высоко в небе.

— Боже мой, он отменил… — тихо, даже еще не веря своим словам, прошептала Фифи. — Он точно отменил испытания.

И было непонятно, о ком шла речь, — о президенте или о Викторе.

Несмотря на всеобщий галдеж, ее слова услышали все и тут же замолчали.

А потом раздался взрыв. Взрыв радости и ликования. Люди бросились обнимать и целовать друг друга, кричали что-то нечленораздельное, даже прыгнули за борт, в открытое море, и там продолжали что-то орать, отплевываясь от соленой морской воды. Несколько человек побежали в радиорубку и включили ретранслятор, потому что через минуту должны начаться новости и там обязательно скажут — не могут не сказать!

Надя билась в истерике. Вадим еле удерживал ее на кровати. Несколько раз пытался дать ей воды, но она все время выбивала стакан из его рук, и вода разливалась по простыням.