Продолжая стоять на коленях, я глядела на тускнеющий, медленно тающий образ цветка в зеркале. Наконец, взяв себя в руки, с трудом поднялась на ноги. Отряхнула черную прямую юбку и, тщательно пряча эмоции, спокойно ответила:

— У каждого свои недостатки.

Удивительно, ледяная маска на лице шелона дрогнула, но улыбка быстро исчезла, когда он обратил внимание на мрачного Завадию.

— Выходит, заменили обычное зеркальце на волшебное, которое показывает всем окружающим суть человека… — Шорта Михайлович еще сильнее помрачнел и тихо добавил: — А открывать экспозицию должен президент… и первые лица Рошаны.

— Вероятно, нашелся бы умник, который предложил бы первому лицу государства сфотографироваться на фоне… может, и коснуться… а скорее всего, хватило бы просто подойти ближе и посмотреться…

— …а дальше, что бы ни показалось там — не отмоешься! — подхватила мысль следователь из ВК. Спустя несколько мгновений с иронией добавила: — Далеко не все безобидные ромашки по своей сути.

Мышкин, видимо не понявший всей глубины планировавшейся подставы, возмущенно завопил:

— Да о чем вы говорите? У нас ЧП! Из секретного, охраняемого помещения выкрали самый ценный объект. Это же кошмарно! Это же… недопустимо! Куда вообще смотрит охрана? Да я… да они… когда узнает пресса, то…

— А вы, батенька, рот на замке держите — никто и не узнает! — ледяным тоном «посоветовал» Мельник.

— Но это же преступление?! — пролепетал директор.

— С которым мы разберемся сами, без вашей помощи и непосредственного участия, — спокойно отрезал Мельник, посмотрев на обильно потеющего директора очень тяжелым взглядом не терпящего возражений туманника-берсерка.

— Да, конечно… — послушно проблеял мгновенно поникший Мышкин.

— Эвелина Андреевна, — теперь шелон пристально смотрел на меня, — думаю, вы и сами уже догадались, что обстоятельства произошедшего, а заодно и о нынешнем посещении музея вам лучше забыть.

— Александр Васильевич, — быстро вмешался Завадия, — о конфиденциальности не переживайте, я же вам говорил уже, Эва — умная и понятливая… туманник.

Привычно назвать меня «девочкой» старинный друг семьи, по счастью, вовремя передумал.

Улыбнувшись обоим мужчинам, спросила:

— Я могу быть свободна?

Мельник коротко кивнул, но неожиданно его глаза блеснули:

— А вы не хотели бы перейти работать к нам? Это гораздо более…

— Нет! — Стерев улыбку с лица, я холодно и твердо ответила на предложение, которое неоднократно слышала от других представителей государственных служб. — Предпочитаю работать с антикварами, искусствоведами и коллекционерами, нежели охотиться на бандитов, контрабандистов, воров и прочих неприятных личностей.

— Домашний цветочек! — едва слышно хмыкнула следователь у меня за спиной.

Я бросила прощальный взгляд на зеркало, жестко указавшее мою сущность, а потом картинно пожала плечами, безмятежно улыбнувшись:

— Вполне возможно.

Глава 2

На душе кошки скребут. Серые. Облезлые. Больные. Сорок дней, сорок мучительно-тоскливых дней, когда жизнь будто оборвалась. Жестоко и совершенно несправедливо. И я теперь круглая сирота.

— Эва, я понимаю, в такой ситуации слова кажутся пустыми и напрасными, но ты должна жить.