— Это касается обычной мандрагоры, — успокоила она его. — Мандрагора же Людей Льда особенная. Она привязана к нашему роду, она может принадлежать только нам и никому другому. Думаю, тому из нас, кто продал бы ее, пришлось бы очень плохо.

Пауль безнадежно покачал головой. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что он думал по поводу мудрости — или, вернее, глупости — Саги. Но у него не было желания приближаться к мандрагоре.

Марсель помог Саге перебинтовать ногу. Его руки были необычайно изящными и чуткими. Чувствовать на своей коже прикосновение его рук было для нее куда большим эротическим переживанием, чем близость с Леннартом.

Она задумчиво смотрела на склоненную голову Марселя и его черные локоны. Каждое его движение говорило о том, что он также испытывал к ней странное влечение. Это был колдовской миг в тихом, озаренным вечерним солнцем лесу. Оба ощущали, что вокруг них — и только вокруг них! — существует трепетная аура чувственности.

Он держал ее ступню в своих ладонях несколько дольше, чем требовалось, словно хотел еще на миг сохранить эту связь, это взаимопонимание. Потом он отпустил ее, встал и посмотрел Саге в глаза.

«Господи! — подумала Сага. — Я… Именно это я искала… Любовь. Эротическую близость между мужчиной и женщиной, нечто большее, чем эротика, что адресовано самому сердцу и оставляет там вечное клеймо… Неужели мне предстоит пережить все это?»

И тут же она подумала: «А что же происходит теперь? Умрет ли этот миг нежного, светлого счастья и пылких грез, или же у него будет продолжение? Имеет ли этот миг право на продолжение? Ведь я должна сконцентрировать свои усилия на своей задаче… Имею ли я право допускать такие сильные чувства к мужчине? Шира этого не допустила. Четверо духов лишили ее способности кого-либо любить. И я все время думаю, что меня ждет та же самая судьба, поскольку я знала, что мои чувства к Леннарту не были достаточно сильны…»

Голос Пауля резко прервал ее размышления.

— Выберемся ли мы когда-нибудь из этого проклятого леса? — угрюмо воскликнул он.

Колдовской миг миновал. Сага и Марсель вздохнули, словно после большого физического напряжения.

Пауль был прав, они и сами так думали. Весь день они тащились по сосняку, ступая по мху и колючей хвое, пробираясь через заросли черники под высокими елями, перелезая через замшелые камни, одолевая густой подлесок в смешанном лесу. В густом еловом лесу они царапались о высохшие нижние ветки, то и дело вытаскивали застревающую в кустах тележку. Марсель потихоньку бранился, но Пауль, слышавший это, шикал на него.

— Не злоупотребляй именем Сатаны, — сердито сказал он. — А то он отомстит.

Сага перестала понимать Пауля. Он был такой сложной личностью, не похожей ни на кого из ее прежних знакомых. Грубый и религиозный, добрый и злой.

Да и был ли он религиозным? Он постоянно защищал Сатану, а не Бога.

Тем временем они подошли к большому озеру и направились в обход. Теперь они вышли на открытое пространство и видели уже деревушку с церковью. Но показываться на глаза людям они еще не решались, желая сначала убедиться в том, что они уже в Норвегии.

На дорогу они старались не выходить, хотя время от времени оказывались на лесной тропинке, широкой или узкой. У них не было желания встречаться с кем-нибудь. Один раз они даже слышали разговор. Но люди эти говорили по-шведски.

Они ничего не знали о том, широко ли распространилась холера и много ли людей в лесах знают про эпидемию и про то, что нельзя пересекать границу, но выбора у них не было.