На островке чадит вдребезги разнесенный И-16. Оторванная плоскость в камуфляжных кляксах. Снижаюсь, чтобы разглядеть получше, и, кажется, вижу: Толя выброшен при ударе из кабины, он лежит метрах в пяти от фюзеляжа, раскинув крестом руки…

Вечером, не находя себе места, тащусь в санчасть. Это бессмысленно расспрашивать доктора Иванова о непосредственных причинах Толиной смерти. Толи нети не будет, с этим надо смириться. Но мне тошно в землянке-казарме, тем более, что к этому времени здесь кое-что произошло.

Когда я после полетов добрался до своей койки, взглянул на стоявшую рядом кровать Толи, обнаружил — со спинки исчез фотоаппарат ФЭД. Толя постоянно возился с камерой, он любил фотографировать, хотя снимал, честно говоря, неважнецки. Кликнув дневального, я спросил: «Где аппарат?» Оказалось ФЭД еще во время обеда забрал замполит. Пошел к нему. Новиков, гундося и размахивая руками, стал объяснять, что отправлять аппарат матери Волкова нет смысла («на что он старухе?»), лучше Новиков подкинет ей от себя деньжат… «Сколько там он стоит — рублей восемьсот?»… Буханка хлеба на Читинском базаре стоила в ту пору примерно столько же. «Ты — мародер и сволочь!» — сказал я и подкрепил слова действием…

Именно в ту минуту я утратил веру в комиссаров.

Теперь же, вечером, я шел к доктору Иванову. В армейские врачи он был мобилизован по случаю войны. Человек образованный, Иванов любил нас, летчиков, всегда старался выручить. Шел я к нему, не очень и сознавая, за утешением, за сочувственным словом. В тамбуре санчасти спугнул здоровенную бурую крысу. Подумал невольно: «Не к добру»… Приемная оказалась пустой. Резко пахло аптекой. Толкнул дверь в перевязочную и… нет, не буду… Никому не пожелаю взглянуть на вскрытое тело друга. Не дай Бог даже врагу.

Прошло пятьдесят лет. Срок серьезный. Но всякий раз, когда слышу популярную песню, бодро утверждающую, как нам нужна победа, одна на всех, а что касается цены, мелочиться не будем, за ценой не постоим, в памяти моей всплывает, высвечивается Онон, и дым над малюсеньким островком, и сумерки в санитарной части, и сине-красная ткань вынутых из Толиной груди легких…

Совсем недавно случилось разговориться с генералом, участником Афганской войны. Среди прочего услыхал от него доброе слово о командире вертолетного полка А. В. Цалко: «Хорошо воевал мужик, людей жалел, берег каждого»… И немного отпустила тоска, всю жизнь преследующая меня, — сколько хороших друзей я потерял совершенно зря, напрасно? Как легко отказались наши начальники от клятвы — воевать малой кровью, воевать на чужой территории. Но не буду отвлекаться. Моя тема — И-16, он в нашем горе не виноват. Что мог, он совершил. Справедливо отстаивал «ишачка» Чкалов. Мало нынче нас осталось, тех, кто летал на И-16, будь на то моя воля, каждому выдал бы памятный знак — золотая окрыленная пуля, так он смотрелся, наш ишачок в профиль! И пусть бы молодые завидовали…

Глава шестая

Время не только деньги

По мере того как американское крылатое выражение «время — деньги» приобретает все большую «крылатость», облетая мир, наверное, в мозгу каждого авиационного конструктора зарождается, вспыхивает, растет, тлеет, беспокойно ворочается, словом, не дает покоя мысль — пора создавать что-то из ряда вон…

В тридцатые годы такой мыслью была идея скоростного пассажирского самолета. Машина виделась этакой пожирательницей пространства, покорительницей еще не покоренных вершин на земле, непересеченных пока океанских далей. Но отбросим слова-бантики. Требовался самолет с высокой скоростью, большим потолком и со значительной дальностью. Было очевидно — требования слишком противоречивы, разом их не решить.