Это было позже. И никогда я никому не предлагала «развлекаться». Напротив. Конец. Сразу и бесповоротно. — Она удивилась холодной ярости, прозвучавшей в ее собственном голосе. — Никогда бы я не сказала, что такое не повлияет на брак, на связь. Это вопрос…
— Чего? — Стивен сжал ее локти своими большими, сильными ладонями. Сила его рук подействовала на память.
В его удивительных глазах она прочитала не любопытство, а беспокойство.
Сара ощутила внутренний конфликт. Желание успокоить, исцелить — ибо она увидела в глазах его призыв, потребность в утешении — столкнулось со своими собственными потребностями, и они оказались сильнее.
— Гордость! — И сама удивилась резкости этого слова, удивилась тому, что прошлое ее покидает подвалы памяти. — Конечно же, гордость. Не думаете же вы, что я стала бы удерживать мужчину, который возжелал кого-то еще.
Это произнесла не Сара, не нынешняя Сара. Эти слова вылетели у Сары минувших дней. Нынешней Саре все неудобнее становилось противостояние, локти ныли в тисках сильных рук, лицо горело под пристальным взглядом испытующих глаз.
— Вы говорите как женщина, которой вы определенно не желаете быть… или казаться.
— Какая?
— Как женщина, живущая любовью. Женщина, занимающая определенную позицию в вопросах любви.
— Что ж, — она снова безуспешно попыталась изобразить юмор, — что-то всплывает из безвозвратно ушедшего прошлого. — Сара хотела отвернуться, пойти дальше, но Стивен не отпустил ее.
— Погодите. Вы все время убегаете.
— Эх-х… Давно все забыто… Ну, ладно, слушайте. Помните в записях Жюли?.. Впрочем, вам ее дневники не по нраву. Так вот, когда она размышляет о предстоящем браке с печатником, она записывает такие строки: «Неизбежно настанет ночь, когда я пойму, что не меня, не Жюли обнимает он, а жену аптекаря, а дочку фермера, которая принесла куриные яйца. Лучше умереть». И она умерла. — В голосе Сары звучал вызов. — Незрелая девушка наша Жюли. Зрелая дама знает, что муж ее трахается с аптекаршей или с водителыпей фермерского фургона, доставляющего яйца к завтраку, и считает, что ничего особенного не происходит, дело-то житейское!
— И наоборот, — улыбнулся он. — Муж знает, что держится за конюха, потому что жена еще тепла от объятий на сеновале конюшни…
— Это ваше… его дело.
— Ну-ну-ну. — Стивен вздохнул с каким-то сардоническим облегчением и выпустил наконец ее локти. Они двинулись далее, дыша цветами и листьями. — А ваш брак? Меня, честно говоря, мучает любопытство. Как там?.. Развлекайся, милое дитя, под моим благосклонным взором… — выпалил он это беззлобно, сопроводив слова скептическим хохотком и дружеским взглядом.
Она боролась с собой, пытаясь стать Сарой, благосклонно взирающей на все, в том числе и на самого Стивена.
— Так тянулось десять лет. Потом он умер. — Кажется, прежнюю, молодую Сару удалось оттеснить в дальний угол. — Своими любовными достижениями в последующий период я, кажется, особенно похвалиться не могу. Ток и осталась незрелой. Взывала к разуму — он не слушал. А зря: вдова с двумя детьми должна бы присмотреть какого-никакого эрзац-родителя.
Стивен фыркнул.
— Романтическая особа! Кто бы мог ожидать! Впрочем, я бы от вас именно этого и ожидал.
— Очень романтическая. Прогуливается прелестным вечерком с мужчиной, одержимым призраком.
— Жюли не призрак, — сурово возразил Стивен.
Кусты перед ними расступались, за ветками показалась поляна. Сара услышала свой вздох, Стивен тоже вздохнул. |