Смеялись «les Anglais», смеялись американцы, смеялись французы. Смех порхал между столиками, орошал присутствующих, как брызги прибоя, предвестника предстоящей премьеры. Они сидели за столиками, орошаемые этими брызгами оживления; заказали еще кофе. Площадь заполнялась автомобилями. Из соседних поселений подкатывали автобусы. Бель-Ривьер подвергся нашествию желающих подышать одним воздухом с Жюли.

Генри вскоре отправился решать технические вопросы со звуковиками, а Сара, Стивен, Бенджамин, Рой и Мэри вместе с Жаном-Пьером прошли в мэрию, в его кабинет, обсуждать финансовые вопросы, в особенности участие Бенджамина, точнее — представляемого им банковского объединения Северной Калифорнии и Южного Орегона. Затронули также интересы Стивена, но, как он выразился, поскольку он представлял лишь самого себя, то его участь — покорно кивать головой. Как и повсюду в жизни, деньги играли в спектакле более важную роль, чем персонажи и исполнители.

Бенджамин отбыл утрясать роль денег в Эдинбургском фестивале. Жан-Пьер поднял вопрос расширения комитета и активизации его работы с целью подготовки праздника Жюли Вэрон в следующем году. Он настаивал на участии Сары, а также мистера Эллингтон-Смита на проведении регулярных встреч в течение года. Словопрения затянулись, окончившись лишь в третьем часу пополудни. Они вернулись в кафе перекусить и увидели, что актеры и музыканты кучкуются, жужжат, живут и дышат наступающим вечером. Генри подсел к Саре. Она вдруг подумала, что это, возможно, их последняя встреча в Бель-Ривьере, и ее охватило такое чувство потери, что, не будь она влюблена в Билла, можно было бы истолковать это чувство как влюбленность в Генри. Ведь обществом Генри она наслаждалась, тогда как Билл вызывал лишь раздражение, злость, стыд. Что за напасть, влюбляться не по правилам!

Ближе к вечеру Генри вернулся из разведки, сообщил, что к дому Жюли уже движутся толпы интересующихся, что сидячие места распроданы, разошлись почти сразу после открытия кассы, что к деревьям прикреплены таблички на английском и французском: «Здесь можно стоять», «Уважайте природу», «Берегите лес Жюли Вэрон».

К семи лес вокруг хижины Жюли принял не одну тысячу человек, большинство из которых могли надеяться разве что услышать музыку. За отсутствием кулис актеры жались за деревьями, куда и направились авторы — Сара и Стивен — и режиссер Генри, чтобы благословить исполнителей, пожелать им успеха.

Втроем они уселись вплотную к сценической площадке, позади нее, и на этот раз Генри просидел, не вскакивая, все представление, Реакция публики превзошла все ожидания. Чудесно! Потрясающе! Блестяще! — подобные возгласы то и дело доносились из толпы в антрактах. Овациям, казалось, не будет конца. Затем, когда все закончилось, труппа вернулась к столикам кафе. Все возбужденные, восторженные, вместе с тем ощущающие облегчение. Тьму небесную смягчила одинокая латунная стружка, оставшаяся от луны. Хозяин «Колин Руж» объявил, что кафе открыто до последнего посетителя. Улицы городка то и дело сотрясал рев автомобильных двигателей. С лица Жана-Пьера не сходила улыбка. Он то и дело принимал поздравления от разных маститых земляков, для которых представлял воплощение успеха. Наступила полночь. Жан-Пьер сказал, что пора ему домой, к жене и детям. Генри отправился звонить жене, прошептав Саре напоследок, что в Лондоне они непременно увидятся. Взгляд, которым он сопроводил свои слова, вызвал у Сары слезы. Ричард сослался на усталость, удалился, глядя на Салли, но не прощаясь с нею. Салли почти сразу сообщила, что старушке пора на бочок, и тоже ушла. Сара услышала смех Эндрю, почувствовала на себе его взгляд. Она встала, и Эндрю, улыбаясь, спросил:

— Ну, так как, Сара?

Ей показалось; что она ослышалась. Она почти слово в слово повторила реплику Салли насчет старушки и ночного отдыха. Присутствующие застонали. Застолье разваливалось.