Ирина Мясникова. Любовь по расчёту
– В Амстердаме себя демонстрируют в окнах продажные женщины, – голос свекрови прервал ход мыслей Алёны. Алёна любила вот так, как сейчас, забраться с ногами на подоконник и мечтать. Тоненькая тюлевая занавеска создавала иллюзию уединения. Она как бы отделяла Алёну от остального мира и в первую очередь от свекрови и её огромной квартиры, где спрятаться почему-то было совершенно негде. И не только спрятаться. Даже в туалет сходить или принять ванну без неусыпного контроля со стороны свекрови было невозможно. Как только Алёна поворачивала за собой замочек двери ванной комнаты, так следом тут же за каким-то бесом ломилась свекровь. Если б еще ванная комната в этой квартире была всего одна! Алёна оглядела верхушки деревьев под окном, несущиеся по набережной автомобили и тёмные воды Невы. Противоположный берег в надвигающемся сумраке различался уже с трудом. Никого! Даже одинокого речного трамвайчика за окном не наблюдалось. Осень, навигация закончилась. Кому продаваться-то? Скоро стемнеет, и на доме включатся неоновые буквы с рекламой «ВТБ» и «Мегафона». Вот как надо продаваться! С огнем в ночи. Интересно, что продавалось на доме военморов раньше? При Советах? «Летайте самолетами Аэрофлота» на крышу явно не поместится. Скорее всего это было что-то краткое и емкое. «Слава КПСС!», например. Точно «Слава КПСС!» Алёна любила конец октября, это было самое загадочное и волшебное время. Еще тепло, нет пронизывающего ледяного ветра с Невы, моросит мелкий дождик и на спуске к воде между странными каменными существами Ши-цза, то ли львами, то ли собаками в неясном неоновом свете клубятся какие-то тени. За сумрачными фигурами было так интересно наблюдать, прижавшись носом к оконному стеклу.
– Кто здесь? – А кто спрашивает? – страж Ши-цза зевнул и почесал задней левой лапой у себя за ухом. В ответ чертыхнулись, послышалось цоканье копыт, и на ступеньки во всем своем великолепии въехал главный всадник города. – Извините, Ваше величество, не признали, – оба стража Ши-цза почтительно склонили головы. – Вот так, как говорят, заставь дурака богу молиться! Теперь мне ходу к собственному дому нету, – возмутился великий царь. – Ваше величество, вы ж сами изволили переехать на другой берег, а нас-то тут уже без вашего дозволения гораздо позже поставили, – один из стражей Ши-цза подбросил кверху каменный шар. Шар крутанулся и перелетел к другому львинообразному псу, или собакообразному льву, кто ж их теперь разберет. Тот ловко поймал его лапами и прижал к постаменту, – а, где стражи Ши-цза, там никаким демоническим сущностям проходу нет! Правило такое. У нас на Петроградской стороне и без демонов всякой нечисти хватает. – Какой же я тебе демон? – удивился царь. – Дожили! – Печально я гляжу на наше поколенье, – из сумерек выступил щуплый молодой человек в кудрях и с бакенбардами. – Пушкин! Бросьте, это же не ваше, – царь погрозил молодому человеку пальцем. – Неужели? А как хорошо сказано! Я, и правда, думал, что моё, – великий поэт пожал плечами и уселся на ступеньках. – Ничего удивительного, – из темноты материализовался невысокий мужчина в кепке и уселся рядом с поэтом. – Вся русская поэзия, батенька, родом из Пушкина. Она либо является корнями его творчества, то есть, предтечей появления солнца, либо уже следствием явления этого самого солнца. Разумеется, я говорю о солнце русской поэзии. – Ишь ты, как культурно заговорил, – отметил великий царь. – А то всё, бешенные собаки, да бешенные собаки! – Ну, я же всё-таки гимназию закончил, да университет, – пожал плечами мужчина в кепке и хитро прищурился. |
