— Симблфилд, — произнес Матисон, — вы хоть поняли, о чем это стихотворение?
— Сэр… — в замешательстве пробормотал ученик.
— Как мы относимся к природе «порой бездумной юности», Симблфилд? Мне кажется, вы как раз тот самый человек, кто может ответить на данный вопрос.
В классе раздались смешки.
— Тупица Симблфилд, — шепнул кто-то.
— Итак, Симблфилд? Я жду ответа.
— Простите, сэр, я не знаю, сэр…
— Но вы должны это знать. Подумайте, мой юный друг. Вы не слишком обращаете внимание на природу, верно?
— О, да, сэр.
— Вы вообще ее не замечаете. Для вас она не более чем фон, обрамляющий вашу собственную личность.
— Да, да, я понимаю, сэр, — поспешил согласиться Симблфилд.
— Боюсь, что нет. Хотя кто-то в этом классе, возможно, понимает.
Ученики сразу оживились. Послышались возгласы: «Я понимаю, сэр!» «Только такие олухи, как Симблфилд, могут этого не понять». «Это как, например, вы идете на прогулку, но не замечаете деревьев». «Сэр, а зачем нам нужно читать Вордсворта?»
— Тихо! — грозно воскликнул мистер Матисон. Ученики замолчали. — Короче говоря, именно так Вордсворт отказывается воспринимать природу.
— Вордсворт — старый козел, — раздался шепоток.
Мистер Матисон, нахмурив брови, мрачно окинул взглядом комнату, но, решив, что не следует обращать внимания на наглеца, продолжил:
— Иными словами, для Вордсворта природа — нечто большее, чем просто фон.
— Сэр!
— Да?
— А правда, что Вордсворту чуть не отрубили голову во время Французской революции?
— Нет, он побывал во Франции уже после революции. Так вот, как я сказал…
— Сэр, почему во Франции отрубают голову, а в Англии — вешают?
— А в Америке — сажают на электрический стул?
— А в России — расстреливают?
Ученики дружно загалдели. «В России не расстреливают, болван, а рубят голову топором!» «Сэр, это правда, что когда человека вешают, у него после смерти еще долго бьется сердце?» «Ну, ты и осел, Бэгшоу». «Что за чепуха: как человек может быть мертв, если у него бьется сердце?»
Матисон ударил кулаком по столу:
— Еще одно слово, и я сообщу о вашем поведении заведующему пансионом!
В классе мгновенно воцарилась тишина — это было безотказное средство, когда следовало установить порядок. В Кэстривенфорде попасть на заметку заведующему пансионом считалось серьезным проступком.
— Превосходно, — произнес мистер Матисон, — а теперь вернемся к нашей теме. Симблфилд, что, по-вашему, имел в виду Вордсворт, говоря про «мелодию людскую, печальную, без грубости»?
— О, сэр… — Это испытание было явно непосильно для его скромного ума. — Я думаю, он имел в виду… если мы возьмем, например, гору, или птицу, или что-нибудь такое…
К счастью для Симблфилда, пытавшегося сказать хоть что-то вразумительное при полном молчании остального класса, продолжать ему не пришлось: именно в этот момент в комнату вошел директор. Ученики торопливо вскочили с места, загремев стульями и хлопнув крышками столов. Директор редко появлялся в классе во время урока, и они терялись в догадках, какое из их недавних прегрешений могло послужить причиной столь неожиданного визита.
— Садитесь, джентльмены, — благожелательно промолвил директор. |