Он смотрел поверх ее подрагивающих плеч в сторону больших белых судов на озере, на верхних палубах которых кружились в танце парочки. Музыка оттуда к ним не долетала, не было слышно ни звука. Она сказала:

— Любовь моя, у меня есть только ты, а у тебя — я. И ты должен мне говорить обо всем. И всегда одну правду. Никогда не ври мне. Прошу тебя, Филипп! Ну, пожалуйста!

И он подумал, что никогда впредь не обманет ее и не умолчит о чем-то важном, никогда, и поэтому сказал, что хотя у них есть шансы добиться успеха, существует, тем не менее, опасность, что им не удастся предотвратить очередное преступление.

— Ты и такое допускаешь?

— Да.

— То, что можно допустить или представить себе, то и случается, — сказала она. — Значит, так оно и будет. Во всем мире. И может случиться с каждым. Может коснуться всех и каждого? Скажи, Филипп.

«Не лги ей, — подумал он. — Никогда больше ее не обманывай». И поэтому сказал:

— Да, это может коснуться всех и каждого.

— В любой момент?

— В любой момент.

— Повсюду?

— Повсюду.

Она еще теснее прижалась к нему всем телом.

— И может случиться с нами тоже?

— И с нами тоже.

«Никогда больше не лгать ей. Никогда».

— Сможем мы от этого уберечься, Филипп? Может от этого кто-то уберечься?

— Если очень повезет, — сказал он.

— «Если очень повезет», merde!

Он поцеловал ее веки, из-под которых сочились слезы.

— Сколько времени мы можем этого не опасаться? — спросила она.

— Пока мы будем любить друг друга.

— Тогда это продлится долго, — сказала она.

18

На другое утро они полетели в Ниццу.

Филипп позвонил Максу Меллеру, и тот сказал, что с нетерпением ждет их. В аэропорту они взяли напрокат машину, и Филипп сел за руль. Здесь, у Средиземного моря, было еще очень жарко, и когда они проезжали по дороге Корниш Литтораль, Филипп показал Клод средневековый замок Эз-сюр-Мер и деревеньку Эз на высоком крутом утесе. Вскоре перед ними открылись каменные джунгли небоскребов Монте-Карло с «Отель де Пари» и дворцом князей Гримальди на высокой скале. Через полчаса они уже ехали по Набережной Солнца, проходившей совсем близко от моря и тянувшейся до самой Ментоны, и Филипп сказал, что Ментона — это всемирная столица производителей лимонов и что во время карнавалов здесь проводится знаменитый «Праздник Лимона». Весь город встречает его в совершенно особом наряде, который просто необходимо хоть раз увидеть, по его улицам шествуют процессии, на телегах и повозках возвышаются кучи лимонов, на которых восседают местные красавицы. По пятнадцать тонн лимонов уходит на эти рукотворные лимонные пирамиды. Впоследствии эти лимоны развозят по больницам или перерабатывают в повидло.

— Сколько ты всего знаешь, — улыбнулась Клод.

— Это все мне Макс рассказал, — ответил он. — Он здесь живет уже довольно долго.

Филипп во время поездки говорил, не умолкая, потому что чувствовал, что Клод постоянно думает о вирусных атаках, уже случившихся и еще предстоящих, и ему хотелось отвлечь ее от этих мыслей.

Он рассказал ей, что здесь, как и на территории Женевы, обитали римляне и что бухту, у которой выросла Ментона, они называли Pacis Sinus.

— Залив Мира, — перевела Клод. Голос ее дрожал, она отвернулась и смотрела в сторону мерцающего вдали моря.

В конце Набережной Солнца у маяка, что рядом с молом, начинается въезд в Старую гавань, в которой на мягких волнах покачивались баркасы рыбаков и яхты.