- Я его выну и спущусь прямо так, - решил Орвер. Он его вынул и начал спускаться прямо так. Первый раз в жизни он обратил внимание на трещание первой ступеньки, хрущание второй, шуршание четвертой, шумшание седьмой, шлептание десятой, шкрептание четырнадцатой, штрекотание семнадцатой, скржтание двадцать второй и зззузжание медных перил, слетевших с последней опоры.

Кто-то поднимался по лестнице, держась за стену.

- Кто это? - спросил Орвер, останавливаясь.

- Лерон! - ответил голос соседа по лестничной площадке.

- Здравствуйте, - сказал Орвер. - Это Лятюиль.

Он протянул руку, сжал что-то твердое и в полном недоумении тут же отпустил. Лерон смущенно хихикнул...

- Прошу пардону, - сказал он, - но ведь все равно ничего не видно, да еще этот раскаленный туманище...

- Да, конечно, - поддакнул Орвер.

Подумав о своей расстегнутой ширинке, он даже почувствовал себя оскорбленным; оказывается, Лерону пришла в голову та же идея, что и ему.

- Ну что ж, до свидания, - произнес Лерон.

- До свидания, - ответил Орвер, тайком ослабляя ремень на три дырочки.

Он снял приспущенные штаны и запустил ими в лестничный пролет. То, что туман знойно парит, как лихорадка куропатку, - это факт, и если Лерон разгуливает со своим добром наружу, не может же Орвер оставаться одетым! Все или ничего.

Улетел пиджак и рубашка. Остались одни ботинки.

Он спустился и тихонько постучался в окошко к консьержке.

- Войдите, - донесся голос ключницы.

- Для меня нет корреспонденции? - спросил Орвер.

- О! Господин Лятюиль! - прыснула толстуха. - Все шуточки... Выспались наконец?.. Я не хотела вас беспокоить... но вы бы видели этот туман в первые дни! Все бегали, как ненормальные. А теперь... ничего, привыкаем...

По резкому запаху духов, пробившему молочный барьер, он понял, что она приближается.

- Единственное, готовить не очень удобно, - поделилась она. - Но это даже забавно, такой туман... он, можно сказать, насыщает; на аппетит я, знаете ли, никогда не жаловалась... ну так вот, за три дня - стакан воды, кусочек хлеба, и мне больше ничего не надо.

- Вы так можете похудеть, - заметил Орвер.

- Ax! Ax! - подавляя свой смешок, раскудахталась она, как с орехами мешок, спущенный с седьмого этажа.

- Пощупайте, господин Орвер, я никогда не была в такой форме. Даже мои животики приподнялись... Пощупайте...

- Но... э-э... - пробормотал Орвер.

- Пощупайте же, я вам говорю!

Она наугад схватила его руку и притянула ее к одному из вышеупомянутых животиков.

- Поразительно! - высказался Орвер.

- А ведь мне сорок два года, - продолжала консьержка. - Ну как? Теперь этого и не скажешь! Такие, как я - немного крупные, - в каком-то смысле даже выигрывают...

- Но, черт возьми! - воскликнул ошарашенный Орвер. - Вы же совсем голая!

- А сами-то? - возразила она.

"Да уж, - подумал Орвер, - вот и соригинальничал".

- По радио сказали, - добавила консьержка, - что это возъебуждающий ахерозоль.

Консьержка придвинулась к нему и учащенно задышала.

- Ox! - охнул Орвер; ему даже показалось, что этот чертов туман еще и омолаживает.

- Послушайте, госпожа Панюш, - взмолился он, - нельзя же так, по-скотски. Даже если этот туман действительно возбуждающий, надо все же держаться от греха подальше, - добавил он, отодвигаясь.

Госпожа Панюш застонала, выдохнула резко, как отрубила, и безошибочно возложила руки прямо на...

- Мне все равно, - с достоинством произнес Орвер. - Сами разбирайтесь, я пас.

- Да уж, - прошептала консьержка, нисколько не смущаясь, - вот, например, господин Лерон оказался намного любезнее вас. С вами приходится все делать самой.

- Видите ли, - начал оправдываться Орвер, - я только сегодня проснулся.