|
Во время долгого поцелуя, перехватив фуражку левой рукой, в которой уже был чемоданчик, он запустил правую к ней под одеяло и ласково погладил лобок жены. Та, оторвавшись от его губ, попросила его вести машину осторожнее: всю ночь моросил дождь, и дорога после него наверняка скользкая. Дверь захлопнулась. Оставшись одна, она попыталась заснуть, однако через пару минут, встревоженная донесшимся с улицы визгом тормозов, второпях набросила халат и выскочила на балкон, опасаясь увидеть именно то, чего боялась больше всего на свете. Тревога оказалась ложной: две чужих машины едва не врезались на встречном ходу, но успели затормозить и теперь разъезжались, каждая своей дорогой. Второй свидетельницей всей этой сцены оказалась женщина, свесившаяся с балкона по соседству. Заметив ее, молодая супруга в первый момент вздрогнула и хотела ретироваться, но затем, заинтригованная догадками, кем бы это могла быть гостья их эксцентричного соседа, поздоровалась с тою. Та ответила приветствием, стоя вполоборота, чтобы ее труднее было разглядеть, — однако вида одного ее прикрытого веком правого глаза молодой женщине оказалось достаточно, чтобы, с описания соседа, узнать ее. Она защебетала — не сознавая, что ту это может как-то задеть, — про то, как много сеньор Друскович рассказывал им с мужем о замечательной художнице, открытой им в одном приморском поселке, и как она рада познакомиться с нею лично. Художница не спросила, как та сумела ее узнать — вместо этого она натужно улыбалась и не могла выдавить ни слова. За стеной, в квартире Друсковича зазвонил телефон. Художница извинилась, сказав, что должна поднять трубку, и скрылась в помещении. Молодая хозяйка крикнула ей вдогонку, что подождет ее на балконе, чтобы побеседовать еще, и что ей доставляет огромное удовольствие общаться с человеком из совсем другого, артистического мира. Но та ушла, оставив дверь на балкон открытой.
Сквозь открытую дверь молодой женщине удалось расслышать, как гостья Друсковича убеждает телефонистку, что отменила заказ на междугородный разговор. Раздался звук брошенной трубки — однако художница все не появлялась. Молодая соседка подождала немного для приличия, после чего решила вернуться в постель, но прежде выпить стакан молока. Повернувшись к двери в комнату, она произнесла «спокойной ночи», но ответа не услышала и с негодованием подумала, что мало-мальски воспитанная персона должна была хотя бы попрощаться. И тут же следом ей пришло в голову, что с тою может быть что-нибудь не в порядке: вид у художницы был неважный, в единственном открытом глазе читалась тоска, он был красен от бессонницы. Молодая хозяйка, поколебавшись, позвала вновь, на сей раз громче: «Сеньорита!..» Художница снова вышла на балкон — теперь на ней были темные очки. Молча, чуть заметно улыбаясь, она взглянула на молодую собеседницу. Та спросила, хорошо ли она себя чувствует, на что художница, вместо ответа, в свою очередь спросила, каким образом Лео поведал им с мужем о ее существовании. Соседка объяснила, что тот часто страдает бессонницей и тогда приходит к ним поболтать — зная, что молодая пара, ввиду капризности летного расписания, как правило, бодрствует ночами и спит днем, если позволяет ребенок. И тут же пригласила художницу к себе — выпить по чашке молока с тортом, точнее, пирогом, который она сама испекла. Та, не ответив на приглашение, продолжала расспрашивать о выражениях, в которых отзывался о ней Лео. Молодая хозяйка повторила свое приглашение, добавив, что, во-первых, молоко способствует хорошему сну, а во-вторых, так ей будет удобнее рассказывать гостье о беседах с Лео, которые так их заинтересовали, что муж даже пожалел, что не летит в следующем месяце в Сан-Паулу, — а то бы мог поприсутствовать там на ее представлении... Художница спросила, кем работает муж, и узнала, что радистом на международных авиалиниях. Молодая супруга окинула взглядом затянутое облаками небо и пожаловалась, что, наверно, никогда не привыкнет к постоянному риску, с которым связана такая работа, всегда в полете. |
