Изменить размер шрифта - +
Главное, я знаю, что она есть на земле». Он лежал, крепко зажмурив глаза, и улыбался.

Кажется, он снова задремал, потому что не слышал, как в палату зашел давешний профессор. Витя очнулся, когда тот уже сидел возле его постели, сгорбившись на детском стульчике.

– Здравствуй, Витя.

– Здрасте! – Он завозился, пытаясь сесть, но Ян Александрович мягко нажал ему на плечо:

– Лежи, лежи. Я просто навестить тебя приехал. Прости, что долго не был, но то дежурство, то в операционной торчал до десяти вечера. Сегодня первый день свободный. Апельсинчиков тебе привез, хочешь?

– Вам что, дома делать нечего?

– Есть чего, Витя. У меня жена красавица и пятеро детей. Но, видишь ли, мне покоя не давала одна вещь все эти дни. Развей, пожалуйста, мои сомнения, признайся, что ты не принимаешь препараты.

– Я? – Трудно было приосаниться, лежа в постели, но Витя постарался придать лицу выражение оскорбленной невинности.

– Нет, я!

– Все я пью, – огрызнулся Витя, – отвяжитесь от меня.

– Видишь ли, какая штука… – Заметив, что дети прислушиваются к разговору, Ян Александрович обернулся и сделал страшные глаза. – Я прикинул на досуге, сколько в тебя химии перекачали. При таких дозах у тебя неминуемо должна была пострадать печень. А она не увеличена.

– Ну и что? Может, я заранее тренировал ее пивом.

Профессор улыбнулся и стал чистить апельсин. Ломаясь, толстая кожура брызгала соком и оглушительно пахла детством и Новым годом.

– Витя, наша дискуссия бессмысленна. Я знаю, что ты не принимаешь таблетки, и ты тоже это знаешь. Сказал бы хоть Агриппине Максимовне, а то она всю голову сломала – ах, какие устойчивые у мальчика палочки, ни одна линия препаратов не действует! Так не изобрели еще, к сожалению, лекарства, которые бы действовали из унитаза, или куда ты там их деваешь. А с капельницами как?

Он сунул дольку апельсина прямо в рот Вите. От неожиданности Сотников раскусил и удивился, что вкусно.

– Так как? Принимаешь или договариваешься с сестрой?

Витя приподнялся на локте и зашептал:

– Нет, сестра ни при чем! Я сразу закручиваю колесико, сам вылеживаю нужное время, будто капаюсь, потом вытаскиваю иголку, быстро сливаю лекарство в полотенце и выношу стойку в коридор, мол, я все.

– Красавчик! – хмыкнул профессор и отломил ему еще дольку. – А почему в полотенце, а не в раковину?

– Чтоб дети не увидели, а то начнут так же делать.

Ян Александрович задумчиво посмотрел на него и тяжело вздохнул:

– Вроде взрослый человек, и не дурак, а ведешь себя как полный дебил. Почему так?

– Я сначала принимал все, что давали. А потом подслушал, как врачи говорят, что мне ничего не помогает, процесс прогрессирует и я все равно умру. Так на фига себя еще травить? Вы не представляете, как от лекарств плохо! Я бы, наверное, давно уже сдох, если бы продолжал глотать эту гадость. И не надо меня уговаривать. Как вы сами сказали, наша дискуссия бессмысленна. Я знаю, что скоро умру, и вы тоже это знаете. Спасибо, что зашли.

Витя отвернулся к стене и натянул одеяло на голову. Профессор продолжал сидеть на детском стульчике, вместо удаляющихся шагов Витя услышал щелканье замков дипломата и шорох бумаги. Выдержав, наверное, полчаса, Сотников рывком сел в постели. Ян Александрович невозмутимо читал толстый фолиант. Покосившись на Витю, он быстро перевернул страницу и снова уткнулся в текст.

– Ну? Что вы тут сидите?

– Жду, когда ты захочешь поговорить.

– А если не захочу?

Профессор пожал плечами:

– Я никуда не тороплюсь.

– А как же жена красавица?

– Она поймет.

– Слушайте, на хрена вам это надо? Что вы лезете ко мне? Шли бы вы, а?

Ян Александрович захлопнул книгу и улыбнулся:

– Кажется, начинается разговор.

Быстрый переход