– Я сама с ним поеду, – зашептала Аня. – Он не найдет, там забор такой глухой…

Глава вторая

Последнее время Витя Сотников спал очень чутко. Новенький мальчик накрыл голову одеялом и подушкой, но его плач все равно разбудил Витю.

Он встал и, стараясь ступать как можно тише, подошел к новенькому.

– Ты чего ревешь?

Мальчик лет семи восьми выбрался из своего гнезда. В темноте было плохо видно, но Витя понял, что он испугался. Ясно, от этого угрюмого тощего парня он не ждал ничего хорошего.

– Не бойся, – буркнул Сотников. – Ты первый раз в больнице?

Ребенок только судорожно вздохнул.

– Пойдем, попьешь водички. Тапки надень и рубашку. И не шуми! – зашипел Витя, когда мальчик, боясь промедлением разозлить его, спрыгнул с кровати.

Кое как одевшись в темноте, они вышли в коридор. Сестра оставила только ночные лампы, а на дальнем посту включила кварц, и новенький испугался тревожного фиолетового света. Витя протянул руку, и маленькая ладошка сразу ухватилась за нее.

Мимо спящей на диване сестры они прокрались в буфет. Яркая луна била прямо в высокое окно, так что видны были и разделочный стол, и огромная железная мойка, и деревянный шкаф для хлеба. Сквозь переплет окна лунный свет ложился на пол квадратами, будто ктото расчертил площадку для игры в классики. Витя достал из угла стул – фанерку на тонких железных ножках – и усадил мальчика. Внезапно с недовольным рокотом затрясся холодильник, новенький вздрогнул.

– Сказал же, не бойся! – Витя откинул с сушильной решетки пеленку, казавшуюся неправдоподобно белой в свете луны, взял две кружки. Эти эмалированные кружки с цветочками на боку и черными ободками внезапно напомнили ему собственное детство, детский сад. – Что будешь: кисель, кефир? Хотя холодное тебе нельзя.

В холодильнике ровными рядами стояли рожки со специальным, приготовленным на местной кухне лечебным кефиром. Как ни странно, дети его любили и охотно разбирали сиротского вида бутылочки с марлевыми пробками. Но кефир должен был выстояться хотя бы два часа при комнатной температуре. То же относилось к фруктам.

Витя взял из ящика маленький половник и осторожно снял крышку с огромной алюминиевой кастрюли, стоящей на подоконнике. На крышке масляной краской цвета запекшейся крови были криво выведены страшные письмена «1 Д.О.», что означало первое детское отделение.

Он согнал пленку с поверхности киселя и наполнил кружки густой жидкостью цвета заката.

– На, попей. Булочку хочешь?

Мальчик всхлипнул и помотал головой. За время экспедиции он, боясь расплакаться, не сказал ни слова.

– Да все нормально будет у тебя, вылечишься.

Витя сполоснул кружку, но оставил ее в мойке – после него, бацилловыделителя, посуду нужно специальным образом обработать. Дожидаясь, пока мальчишка допьет свой кисель, он лег животом на широкий подоконник. Странно, какая яркая сегодня луна, прямо буйная! Подмигивая то красным, то белым огоньком, летел самолет. В ночной тишине простучали колеса поезда, а когда стихли, стало слышно, как из крана мерно капает вода… Ребенок вздохнул басом прямо у Вити за плечом и устроился рядом.

Они лежали животами на холодном подоконнике и молча смотрели на заснеженный парк, пугающе белый в молочном свете луны.

– Ладно, пойдем, а то простудишься еще, – сказал Витя.

Мальчик послушно спрыгнул с подоконника и сам протянул Сотникову руку.

В палате новенький немного повозился, но вскоре утих – наверное, заснул. А Вите не спалось. Чувство стыда все сильнее мучило его. За время бездомной жизни он почти забыл, как это – стесняться собственных поступков. Сегодня он жестоко обидел человека, желавшего ему добра. Он вновь и вновь прокручивал в голове события прошедшего дня…

…Витя оглянулся и осторожно приоткрыл дверь.