В вице-королевском квартале дома были
из камня, здесь же они были деревянные и облезлые, под
цинковыми крышами, по большей части на сваях, чтобы их не
заливали нечистоты из открытых сточных канав, унаследованных от
испанцев. Все здесь выглядело жалким и безотрадным, однако
в грязных тавернах гремела музыка, бродячие музыканты, не
признававшие ни Бога, ни черта, наяривали на празднике у
бедноты. Когда в конце концов они добрались до места, за
коляской бежала шумная ватага голых ребятишек, потешавшихся над
театральным нарядом кучера, которому то и дело приходилось
отпугивать их хлыстом. Доктор Урбино, приготовясь к
доверительному разговору, слишком поздно понял, что простодушие
в его возрасте - вещь опасная.
Снаружи этот дом без номера ничем не отличался от других,
менее счастливых, разве что окном с кружевной занавеской и
дверью, по-видимому, бывшей когда-то дверью старой церкви.
Кучер стукнул дверным кольцом и, лишь окончательно убедившись,
что адрес верен, помог доктору выйти из коляски. Дверь
отворилась бесшумно, за нею в полутьме стояла немолодая
женщина, вся с ног до головы в черном, с красною розой за ухом.
Несмотря на возраст, а ей было не менее сорока, это была все
еще стройная, гордая мулатка с золотистыми и жестокими глазами
и гладкими, по форме головы причесанными волосами, прилегавшими
так плотно, что казались каской из железной ваты. Доктор Урбино
не узнал ее, хотя вспомнил, что, кажется, видел ее в ателье у
фотографа, когда сидел там за шахматами, и однажды даже
прописал ей хинин от перемежающейся лихорадки. Он протянул ей
руку, и она взяла его руку в ладони - не затем даже, чтобы
поздороваться, а чтобы помочь ему войти в дом. Гостиная дышала
запахами и шорохами невидимого сада и была обставлена
превосходной мебелью и массой красивых вещей, каждая из которых
имела свое место и смысл. Доктору Урбино без горечи вспомнилась
лавка парижского антиквара, осенний понедельник еще в том
столетии, дом номер 26 на улочке Монмартра. Женщина села
напротив и заговорила на неродном для нее испанском:
- Этот дом - ваш дом, доктор, - сказала она. - Не ждала,
что это случится так скоро.
Доктор Урбино почувствовал себя преданным. Он взглянул на
нее участливо, сердцем увидел ее глубокий траур, ее достойную
скорбь и понял, что приход его бесполезен, ибо она гораздо
больше него знала, что в предсмертном письме сообщал в свое
оправдание Херемия де Сент-Амур. Вот оно что. Она была
с ним совсем незадолго до смерти, она была рядом с ним почти
двадцать лет, ее преданность и смиренная нежность слишком
походили на любовь, и однако же в этом сонном городе, главном
городе провинции, где каждому было известно все, вплоть до
государственных секретов, об их отношениях не знал никто. |