Изменить размер шрифта - +
На чем основывались подозрения Бэрронса? Может ли поедание темного Фейри сделать со мной что-то плохое, превратить меня в нечто злобное? Или стать чем-то темным могут лишь те, в ком уже есть зерно тьмы, из которой потом вырастает все остальное? Может быть, если я попробую это мясо один-единственный раз, это никак меня не изменит? Мэллис ел его постоянно. Возможно, убивала именно эта частота. Существует ведь масса наркотиков, которые человек может употребить несколько раз без особых последствий. Вдруг живая плоть темного Фейри исцелит меня, сделает меня сильнее и больше никак не проявит себя?

А может, все это не имеет значения, поскольку я уже пересекла финишную черту, ведь в этот день – или ночь, или что там сейчас – я слишком рано отказалась от надежды, и я не собиралась повторять свои ошибки. Я буду бороться за жизнь изо всех сил и, не жалуясь, заплачу любую цену, которая от меня потребуется. Я больше никогда не соглашусь умереть без борьбы. Я буду биться до последней секунды, вне зависимости от того, какой ужас будет противостоять мне. Я стыдилась себя из-за того, что перестала надеяться.

«Ты не сможешь двигаться вперед, если станешь постоянно оглядываться назад, Мак, – всегда говорил мне папа. – Иначе ты налетишь на глухую стену».

Я отбросила все сожаления, весь этот бесполезный багаж, решив смотреть только вперед. И открыла рот.

Бэрронс отрезал и скормил мне еще один кусок мяса, потом еще один. Я начала усиленно жевать, энергично проглатывая.

Меня охватили одновременно холод и жар, я задрожала, словно в смертельной лихорадке. Проглотив еще несколько кусков, я почувствовала, как мое тело начало болезненный процесс восстановления. Ничего приятного в этом не было. Я закричала. Бэрронс накрыл мой рот ладонью, обнял меня и прижал к себе, а я билась в судорогах и стонала. Думаю, он старался заглушить мои вопли, поскольку неподалеку от нас все еще мог вшиваться Мэллис или кто-то из его подручных.

Когда мне становилось лучше, я снова ела, и снова все повторялось по тому же замкнутому кругу. Прижавшись к теплой коже Бэрронса, я выздоравливала. Я дрожала и корчилась в кольце его рук и снова становилась единым целым. Все раны во рту затягивались новой, неповрежденной оболочкой. Кости распрямлялись и срастались, сухожилия и разорванная кожа возвращались в первоначальное состояние, гематомы от ударов рассасывались. Это было агонией. И это же было чудом. Я чувствовала, что творит со мной живая плоть Невидимого. Я чувствовала, как она меняет мою природу, вмешивается в нее на клеточном уровне, превращая меня в нечто древнее и могущественное. Все раны затянулись, но изменения продолжались, преодолевая границы обычных способностей смертного тела, превращая меня в нечто невероятное.

Во мне медленно нарастала сладкая волна эйфории. Мое тело было юным, сильным – куда сильнее, чем когда-либо прежде, сильнее, чем это вообще возможно!

Я потянулась, сначала осторожно, потом с радостью. В моем теле не осталось боли. Когда я двигалась, мои мышцы отвечали мне необычной силой. Сердце пустилось вскачь, прокачивая сквозь меня и мой мозг горячую, сильную кровь, в которой бурлила сила Фейри.

Я села. Я села! Я была на волоске от смерти, а теперь снова стала такой, как прежде! Даже лучше. Я с удовольствием и интересом провела руками по лицу и телу.

Бэрронс сидел рядом со мной. Он смотрел на меня с таким выражением, будто ждал, что вместо моего лица в любую секунду появится морда страшилища. Ноздри Бэрронса раздувались; он наклонился к моей коже и глубоко вдохнул.

– Твой запах изменился, – грубо буркнул он.

– Мое самочувствие изменилось. Но я в порядке, – заверила я его. – Честно говоря, я чувствую себя просто прекрасно! – Я рассмеялась. – Фантастически! Я чувствую себя лучше, чем когда-либо в своей жизни! И это обалденно!

Я встала, вытянула перед собой руку и покрутила запястьем.

Быстрый переход