– Джеральд, – возразила она, – это не имеет значения. Не знания делают человека человеком.

Он тихо засмеялся.

– А как он злился из-за моей одежды! Сейчас в этих вопросах я полагаюсь на своего портного и камердинера. Присс, я никогда не знаю, что надо надевать с чем. Я никогда не мог понять, почему важно, чтобы что-то сочеталось с чем-то еще или чтобы что-то было по самой последней моде. Помнишь, я ведь не знал, что твое платье вышло из моды, пока ты сама мне об этом не сказала. Оно славное. Это все, что я вижу.

Она уткнулась ему в шею.

– Мой отец был человеком образованным, культурным и обладал непогрешимым вкусом, – добавил он. – А ему достался такой сын, как я!

– Я уверена, что он все равно тебя любил, Джеральд.

– Единственное, что мне в жизни хорошо давалось, – это музыка, – признался он. – А я очень рано узнал, что это занятие для женщин и никоим образом не будет поощряться. От джентльмена ожидается, конечно, что он будет ценить хорошую музыку и иметь тонкий музыкальный вкус, но он ни в коем случае не должен быть исполнителем.

Она подняла голову.

– Ты играешь на каком-нибудь инструменте?

– На фортепиано, – со стыдом признался он.

– В гостиной стоит инструмент, – сказала она улыбаясь. Ей уже много дней мучительно хотелось поиграть, и она чуть было не поддалась соблазну, когда его не было дома. Однако она опасалась, как бы кто-то из слуг не сказал ему про то, что она играла, и тогда ей пришлось бы отвечать на слишком большое количество неприятных вопросов. – А ты когда-нибудь для меня сыграешь, Джеральд? Пожалуйста!

– Я давно не играл, – сказал он, – но, наверное, я мог бы что-нибудь тебе сыграть, Присс, если тебе хочется.

– Мне очень хочется, – заверила она.

Он посмотрел на нее в тусклом свете, падавшем из окна, и ладонью погладил ее обнаженную грудь.

– Я не жалею, что взял тебя с собой, – сказал он. – У тебя доброе сердце, Присс. Мне не следовало говорить тебе все это. Теперь ты поймешь, что я совершенно обычный человек со множеством недостатков. Из меня героя определенно не получится.

«Ты – мой герой», – хотелось ей сказать. Но таких слов ей нельзя было произносить. Она всего лишь его содержанка. Она попыталась найти подходящие слова.

– Ты человек, Джеральд, – сказала она. – Не более и не менее героический, чем любой другой, кого бы ты ни назвал. Ты всегда был добр ко мне, а мне важно только это. Та доброта, которую мы выказываем по отношению к другим людям, – это на самом деле единственное, что важно, разве нет?

– Тебе холодно, – отозвался он, снова притягивая ее к себе, – а ты даже не накинула халата, чтобы не замерзнуть. Пойдем, я слишком много разговариваю и мешаю тебе спать. Но ты не будешь против, если я еще какое-то время не дам тебе заснуть, Присс? Я тебя хочу.

– Ты же знаешь, что для меня всегда радость дать тебе покой.

– Не просто обязанность? – спросил он, укладывая ее на кровать.

Обхватив ее лицо ладонями, он большими пальцами погладил ее по щекам и только потом лег рядом.

– Для меня это радость, – повторила она, протягивая к нему руки и открывая ему свое тело, чтобы подарить ему сокровище своей любви… в котором он увидит только удовольствие и удовлетворение желания.

Джеральд лучше узнал Присс, когда они переехали в деревню, хотя был отнюдь не уверен в том, что ему хотелось это сделать. Мало-помалу она становилась для него личностью – человеком с такими глубинами характера, о каких он прежде даже не мог подозревать, и со способностями, о которых не знал.

Она почти не имела дела с прислугой, стараясь держаться от нее как можно дальше и даже не пытаясь вмешиваться в жизнь поместья.