Его руки сжались в кулаки, тело было напряжено до предела, но Ян слишком хорошо понимал, что одно неверное движение и результатом будет ее страх. Очень медленно, приобняв ее талию лишь одной рукой, он лег на спину, почти уложив девушку на себя. Она вздрогнула, но не остановилась и эта неумелая, исполненная желания ласка, сводила его с ума сильнее, чем умелые действия самых опытных любовниц. И Ян позволял ей сходить с ума и сводить с ума его, сдерживая собственную, уже почти болезненную страсть, и сдерживая безумное желание схватить, подмять под себя, овладеть, дать выход вожделению.

Он стал терпелив, нежен, он предугадывал ее желания и ни одно из его движений не было наполнено силой. И когда в тишине спальни раздался ее первый стон, Хассиян сумел скрыть довольную улыбку и приступил к более активным действиям, а его поцелуи спускались все ниже и ниже, заставляя ее всхлипывать от нахлынувших ощущений.

Катарина горела в пламени. Ей казалось, что все ее тело стало невесомым и пылает в огне… Ее чувства, желания, ощущения обострились, реагируя на каждое прикосновение императора, отзываясь на каждую ласку, как будто дурман наркотика вновь затуманил разум. И все стало неважным и ненужным, кроме нежных рук, ласковых губ, полных желания прикосновений.

Стирались грани, нарушались запреты, теряла смысл глупая игра, растворялись сомнения, а сердца сплетенных тел бились как одно…

Вихрь страсти и желания схлынул, оставляя на разгромленной постели океан нежности, и они долго лежали, обнявшись, и молчали, словно боясь словами разрушить то чудо, что наполняло сердца обоих…

Тихий стук в двери, и он был вынужден подняться. Укрыл сжавшуюся девушку, ласково поцеловал в обнаженное плечо. Вернулся император быстро, начал торопливо одеваться, затем подошел к постели, наклонился и поцеловал, уже не скрывая ни желания, ни страсти.

— Моя невероятная… маска, — Кати невольно улыбнулась при этих словах, после всего что произошло, лишь осознание, что ее не узнали, позволяло сохранять спокойствие. — Я скоро вернусь…

И он снова завладел ее губами, затем с сожалением оторвался и, оглядываясь едва ли не на каждом шагу, покинул спальню.

Вслед ему раздался едва слышный протяжный стон — ее сказка закончилась! Катарина поднялась, на секунду замерла, приложив ладонь к животу и улыбнулась удивительному ощущению внутри. Почему-то, произошедшее не казалось ей грязным, недостойным или постыдным. Даже сейчас, когда возбуждение покинуло ее тело, то, что случилось она не сумела, бы назвать иначе, чем — волшебно! И хотелось петь, закружиться, теряя реальность, и… вновь испытать его прикосновения. Последняя мысль заставила торопливо надеть собственную одежду.

Едва натянув платье, Катарина приступила к поискам. Еитара хранила и яд и противоядие в нише у секретера, нечто подобное искала и Кати. Обойдя письменный стол у стены стол, девушка сняла со стены картину и приступила к изучению плотно пригнанных друг к другу камней. Время шло, а камни не поддавались… Катарина использовала все возможные варианты, но все бессмысленно. Оставалось лишь скрыть следы своего преступления. Девушка с сожалением повесила картину обратно, и когда поправляла край полотна, ощутила, как под пальцами пошевелился один из камней.

Сердце замерло, едва за дверью послышались шаги… но никто не вошел и Кати уверенно нажала на каменную кладку. Медленно, со скрежетом открылась ниша в стене, и полное радости восклицание раздалось в императорской спальне. Это был не маленький флакон, в тайном сейфе стояла огромная, не запечатанная бутыль более чем наполовину заполненная мутной жидкостью.