Он терпеливо переждал приступ и снова начал ласково гладить ее по волосам, стараясь успокоить, стараясь помочь.

— Ваше Величество! — одна из фрейлин Вдовствующей королевы, присутствующая при родах как того требовала традиция, не выдержала столь вопиющего нарушения этикета. — Ваше Величество, недопустимо нахождение мужчины во время столь волнительного момента, как радость материнства. Вы должны покинуть спальню Ее Величества!

Гнев короля не заставил себя ждать:

— Леди Карпентер, или вы сейчас заткнетесь, или плеть палача будет вашей…

Его голос перекрыло надрывное «А-а-а-а, чтоб все сдохли!», а затем королева громко прошептала:

— Дариан, какая плеть?! Трахни эту тварь и пусть сама испытает «радость материнства»! А-а-а…. А-а-а-а-а!..

Леди тут же поспешила слиться с мебелью, но бледностью скорее напоминала простыни, а Алиссин снова надрывно закричала, не преминув пожелать мучительной смерти всем мужчинам.

— Дариан, — спустя еще час королева рыдала и металась по подушкам, — Дариан сделай что-нибудь! Убей меня… А-а-а-а! Убей кого-нибудь… А-а-а-а-а! Всех убей! А-а-а-а-а, о боже!

Король бросил растерянный взгляд на акушерку, и в который раз:

— Сделайте же что-нибудь! Она страдает!

— Ваше Величество, — седая женщина, много раз принимающая роды лишь развела руками, — Все идет как нужно. Я бы даже сказала, что роды проходят удивительно хорошо для первого раза…

Но тут вмешалась разъяренная Алиссин:

— Хорошо?! По-твоему это «хорошо», вобла сушенная?! Да я тебя четвертую, ведьма косорукая! Я тебя… А-а-а-а!

Дариан снова держал ее руки, ласково целовал, пережидая схватку, но на этот раз Алиссин не отвечала на его прикосновения и только бессвязно кричала «Кати… Кати… Катарина…», и вдруг обмякла, глядя в глаза супруга и улыбаясь абсолютно счастливой улыбкой… Его величество удивленно смотрел на королеву и тут раздался громкий крик младенца…

— Вот и все, — прошептала Алиссин.

— Моя королева, — Дариан склонился и с нежностью поцеловал иссушенные губы.

Возмущенно вопил младенец, негодуя на весь мир, аккуратно перерезала пуповину акушерка, боясь потревожить мать, а король и королева смотрели друг на друга совершенно счастливыми глазами, ощущая как их сердца бьются в унисон.

— Это девочка… — возвестила акушерка. Минута молчания и полное ярости:

— Что?! Как девочка??? Я девять месяцев из-за девочки тут подыхала?! Меня из-за девочки рвало как пьянчугу в навозе? Я ради девочки чуть не сдохла?!

Обезумевшая от разочарования Алиссин порывалась встать, но Дариан смеясь вновь уложил ее на подушки и ласково пожурил:

— Милая, но ведь и ты тоже девочка, не забыла? — королева обиженно насупилась. Поцеловав ее в надутые губки, Дариан встал и взял малышку, которая мгновенно затихла в его руках, — Смотри, какая она красивая…

Алиссин скептически взглянула на сморщенного синюшного младенца, местами еще покрытого слизью:

— Это ты называешь «красивая»?

Король тихо рассмеялся и поцеловал крошечную девочку в лобик.

— Посмотри, — он аккуратно передал младенца супруге, — у нее твои глазки… И кажется нос тоже… Как мы ее назовем?

С интересом и нарастающей нежностью разглядывая малышку, королева тихо произнесла:

— Катарина…

— Мне нравится, — Дариан забрал ребенка, — Катарина Алиэттер Шарратас.