― Послушай…

― И прекрати мне перечить. Не бойся, подкладывать тебя ни под кого не собираюсь.

― Только под себя, да?

― Сама прибежишь, − рявкнул он и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Нормальный расклад. Нет, как можно было до такого додуматься? Я любовница Якубина? Да как он смеет?

Я, конечно, не спорю, мужчина он видный, симпатичный, но я терпеть не могу такую наглость. А уж Ивар был очень наглый… вернее, даже не так, он очень требовательный, жесткий и порой грубый. И его это предложение ввело меня в ступор. Раньше мы общались просто как друзья. Ивар всегда меня поддерживал и помогал в сложные моменты жизни. Он понимал, что мне не просто в один миг остаться без родных, и всячески пытался меня отвлечь. Но что изменилось потом? Почему он стал таким диким? Еще и эти слова «сама прибежишь». Да нет, милый, я за тобой бегать точно не буду. Как бы сильно ты мне ни нравился.

Улеглась в кровать и с носом зарылась в одеяло. Сейчас придет еще со своими лекарствами.

И только сейчас мне вспомнилась моя дура подруга. Это же все из−за нее случилось. Она меня специально толкнула, чтобы мне навредить. Господи, да как она посмела так со мной поступить? Неужели страсть обладать этим мужчиной настолько затмила ее разум? Глупо, слишком глупо с ее стороны. И Ивар этого не простит. Но что, если он предложит ей то же самое, что и мне? Алла ведь согласится и тогда еще посмеется мне в лицо.

Черт! Это совсем не то, чего бы я хотела.

― Не спишь еще? — в комнату вернулся Ивар со стаканом в руке и блистером таблеток.

― С тобой разве уснешь?

― Держи, − он достал из блистера одну таблетку и протянул ее к моим губам.

― Я сама, − буркнула я, отстранившись от его руки, но взгляд Ивара не говорил о его согласии, ― Ивар!

― Рот открыла!

От негодования у меня дыхание участилось. Я сжимала губы, не позволяя ему дать мне таблетку в рот, и из−подо лба смотрела на злое лицо мужчины. Сдаваться я не собиралась. Только вот Якубин думал совершенно иначе.

― Ассоль, открыла рот, − прорычал он последний, раз и не дождавшись моего ответа, грубо схватил за подбородок, надавив на лицо и тем самым заставив меня открыть рот.

Это было больно. И обидно. Мне даже заплакать захотелось.

Он таки запихнул мне в рот таблетку и тут же подставил к губам стакан с водой.

― Залить? — рявкнул он, разозлившись не на шутку.

Но я тоже была девочкой не из робкого десятка, особенно когда меня злили и относились ко мне как к вещи.

Я демонстративно выплюнула таблетку, даже не обратив внимания, куда она полетела. Перехватила руками его руку за запястье и, смотря на него сквозь слезы, грубо прорычала:

― Видеть тебя не могу! Урод!

Ивар грубо схватил меня за шею и резко повалил на кровать. Я пискнуть не успела, как он оказался сверху, и, несмотря на мои брыкания, достал новую таблетку, и засунул ее мне в рот, и, склонившись надо мной, хрипло прорычал:

― Ты будешь делать то, что я скажу тебе, и не смей выделываться. Я могу быть очень грубым и не посмотрю, что ты раненая пташка.

И он так же резко отпустил меня, поднялся с кровати и, пройдя к двери, бросил напоследок:

― Водой запей. Это обезболивающее.

Закрыл за собой двери, позволив мне наконец−то выдохнуть. Но выдохнула лишь потому, что осталась одна в комнате. А на душе снова начала кровоточить рана. По щекам покатились слезы обиды. Вспомнились мама и папа, которые никогда не позволяли себе кричать на меня. Мы всегда спокойно обсуждали все важные вопросы или спорные моменты. Никто никогда голоса не поднял друг на друга. И тем более никто не позволял себе вести себя со мной так грубо, как это делает Якубин.

Я смахнула слезы и, всхлипнув, поднялась на колени. Дотянулась к стакану с водой, морщась от боли в ребрах, и таки запила эту долбаную таблетку.