— Чар? — поинтересовался он, застав меня в гостиной. — Почему не спишь?

— Тот же вопрос, Дэн.

— Я работал, милая.

— Что же это за работа, милый, которую приходится делать по ночам?

Дэнвер проходит вперед, но почему-то не снимает пальто.

— Так захотел клиент, — разводит руками муж, улыбаясь. — Днем он занимается делами, поэтому тренируемся мы тогда, когда у него получается.

— По выходным?

— Ну да.

— И чем он занимается?

— Спортом. — Дэн избегал смотреть мне в глаза — верный признак, что я загнала его в угол. — Он вкладывает деньги в игроков. В боксеров.

— Вкладывает в боксеров, но попросил тебя его обучать?

— А что странного? — вспылил Дэнвер. — Ты не веришь, что я могу чему-то его научить? Не веришь в меня?

Я приподняла бровь:

— Почему нет? Я всегда тебе безоговорочно верила. Может, сейчас хочу убедиться, что это по-прежнему так. Хочу знать, где ты был на самом деле.

— Чар, ты что, ревнуешь? Милая, я люблю только тебя.

— А трахаешь других.

Его «милая» как когтями по сердцу, но хуже всего взгляд Дэнвера: за напускным удивлением он не успевает спрятать досаду и злость. Особенно, когда я добавляю:

— Сегодня как раз одна звонила, требовала, чтобы я дала тебе развод.

— Кто?

— То есть их много?

Мои слова заставляют Дэнвера выругаться.

— Чар, брось. Это все несерьезно. Не накручивай себя.

Полы пальто распахиваются, но муж, будто опомнившись запахивает его вновь. Лето в самом разгаре, и дома душно даже ночью, а он не снимает проклятое пальто!

— Сними пальто, Дэн.

— Зачем? Это к делу не относится.

— Просто сними пальто.

— Нет.

Я шагаю к нему и где-то на полпути понимаю, что не так. Я не вервольф, но запах от Дэна такой резкий, что его сложно не уловить, и это вовсе не запах нотного тела.

Рывком бросаюсь вперед, распахиваю пальто и вздрагиваю от увиденного. Потому что рукав рубашки и бок разодраны и в крови.

— Ты ранен? — охаю я, забыв про злость. Забыв вообще обо всем.

Осторожно касаюсь его плеча, но он отталкивает меня от себя, легонько для вервольфа, и я падаю на диван.

— Не включай заботливую женушку, Шарлин, — цедит он. — И не лезь не в свое дело!

Его черты искажает едва сдерживаемая трансформация, и впервые за все годы, что я знаю Дэнвера, страх холодом пробирает меня.

Меня пугает собственный муж.

— Что это? Что это за тренировки такие, Дэнвер? — разрываю я эту тишину. — Откуда у тебя деньги? И что такое Волчий ринг?

— Норма, тварь, чтоб ее… Хочешь знать откуда деньги? Оттуда. А Волчий ринг — бои вервольфов.

— Это законно?

Я понимаю, что нет, сразу, как только успеваю спросить. Даже не по взгляду Дэнвера, просто понимаю, что он влез туда, куда не следует, наплевав на все. Наплевав на то, как я к этому отношусь. Наплевав на меня.

— Незаконно, Чар. — Улыбка Дэна настолько издевательская, что напоминает оскал. — Но покажи мне место, где такие деньги можно заработать законно?

— Это плохие деньги, Дэнвер. Это…

— Мне плевать на это! — рычит муж. — Это моя стихия. Я — вервольф, а не комнатная собачонка.

— Я никогда не считала тебя…

— Да ладно! Я тебе разве что тапки в зубах не приносил, а что ты? Ты никогда не думала, что я вервольф, который живет жизнью человека. Жизнью неудачника!

Я снова хочу возразить, но он рычит:

— Молчи, Чар! Мне известно, как прекрасно ты можешь впаривать свое мнение под этикеткой заботы.