Майкл перестал ощущать тяжесть револьвера в руке. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не броситься на старика. Лицо графа выражало откровенное самодовольство.

— Значит, вы все знали, но обвиняли меня?

— Я знал, что говорил. Это ты убил свою мать. Она не собиралась на пикник — хотела отговориться под предлогом недомогания. Но вы уговорили ее: мой мягкотелый брат и ты с сестрами. Когда я приехал в ваш дом, Фрэнк протрезвел и во всем мне признался. Я бы и пальцем не пошевелил, если бы не узнал, что она с вами. Но она была в экипаже. Я почти ее спас, но тут она швырнула мне в руки тебя. Я ее любил, но она предпочла любовнику сына. Да, это ты ее убил, и ее смерть была со мной каждый день моей жизни.

Майкл думал, что больше не способен удивляться. Но, оказывается, он ошибался. Столько людей погибли из-за любви графа к его матери…

Старик подался вперед, дерево протестующе скрипнуло.

— Ты никогда не убивал, Майкл, а я убил еще до твоего рождения. Некоторые называют это захватничеством, другие — божественным превосходством, а я скажу так: война — это джентльменский спорт. От тебя было легко избавиться, но я хотел, чтобы ты понял, каково, когда тебя отвергает любимая женщина. Поэтому я наблюдал и ждал. Ты вырос и стал «жеребцом», племянничек. Что ты почувствовал, когда от тебя отвернулась леди Уэнтертон? Тебя опалило ее намерение покончить жизнь с тобой, а я радовался твоей боли, твоим страданиям. Наконец ты понял, каково это, когда от тебя отворачивается любимая женщина, а ты не можешь предотвратить ее смерть. Но я понимал: наступит день, когда ты оправишься от ожогов и станешь искать другую женщину. Проститутка — она и есть проститутка! Вообрази мой восторг, когда я узнал, что тебя наняла мисс Эймс! Тебе пришлось выбирать между нами.

Майкл, я знаю, как ты жаждешь меня убить. Нажми курок и умри с сознанием, что ты ничем не отличаешься от меня.

Счет подошел к концу:

— Три…

Майкл почувствовал легкое дуновение воздуха и шелест поцелуя. Габриэль, который так давно ни до кого не дотрагивался, коснулся губами его покрытой шрамами щеки.

— Ради тебя, Майкл…

Раздался выстрел, голову графа разнесло в клочья. Во все стороны брызнула кровь и серое вещество, но пуля вылетела не из револьвера Майкла.

Фрэнк оцепенел. Майкл видел, как из него уходила жизнь и бледнело его лицо. Орудие в чужих руках. Красные брызги испачкали его белое, как пергамент, лицо, на черной ливрее повис серый сгусток. Двадцать девять лет ада остались позади. Его пальцы разжались — револьвер грохнулся на пол. Майкл тоже опустил оружие.

Габриэль отступил на шаг — Божий посланник,

— Он умирал, — пробормотал Фрэнк, взглянув на старика, который так долго им помыкал. — Еще несколько месяцев, и все бы было кончено.

Майкл почувствовал почти что жалость к бедняге церберу, по тот поднял голову, и в его глазах не было ни угрызений совести, ни раскаяния за отнятые жизни.

— Он не твой отец, — глухо произнес Фрэнк. И Майкл ему поверил. — Твоя мать его не любила, поэтому он не мог тебя простить.

Похоже, Энн права — граф ненормальный.

Полиция все расследует. Что скажет полицейским Фрэнк?

Что скажет полицейским он сам?

— Повариха… — Майкл направлялся к двери, где его ждал Габриэль, но голос Фрэнка его остановил. — Ее зовут миссис Гетти. У меня под матрасом письмо. Граф отпустил на эти дни слуг, чтобы… чтобы без свидетелей расправиться с вами и с женщиной… Когда она вернется, покажите ей, где письмо. Скажите, что о ней позаботятся.

— Скажешь сам. — Майкл так и не повернул головы.

— У адвоката графа хранится запечатанный конверт.