— Зачем? — испугалась Гануся.

— Будто есть в нем смысл, если сам он себе хозяин: закроешь — открыт, оставишь открытым — закрыт.

Не слушая меня, Гануся метнулась в гостиную, в спальню, в зеленую комнату, в кухню и, пока я мучила дверь, успела вернуться обратно. Вид у нее был… Короче, малообещающий вид.

— Ну, е-мое! — гневно прогремела она. — Ты, куколка, вижу, решила поиздеваться над своей лучшей подругой! Ха, в шесть утра! Другого времени не нашла для шуток?

— Нет, а что произошло? — заискивающе пискнула я, почуяв неладное.

— Где твой труп?

Чтобы определить, что труп снова пропал, не было необходимости метаться по всей квартире: я оставила его в коридоре. И там трупа не было.

Я села, где стояла (то есть на пол), и схватилась за сердце рукой.

— Гануся, — выдавила я из себя, — на кухне в аптечке должно быть лекарство от нервов, оставшееся от мужа. Налей побольше в стакан и принеси.

Моя подруга педантично заметила:

— Там много его лекарств. Как называется? Я рассердилась:

— Понятия не имею. Можешь спросить у моего бывшего мужа.

Пока я пребывала в прострации, Гануся — вот она, финансистская жилка! — именно так и поступила: позвонила моему бывшему мужу, спросила, как называются все лекарства, которыми он спасал от меня свои нервы, после чего накапала необходимую дозу. И все это не спеша, с расстановкой, сосредоточенно.

Я все это время сидела на полу в коридоре напротив двери в гостиную и тупо смотрела на таджикский ковер, который Гануся доверчиво считала персидским.

— Не может быть, — сказала я, выпив нервных лекарств, — этого просто не может быть.

Видимо, мой муж знал толк в лекарствах, потому что капли подействовали. Я пришла в себя и полезла под антикварный диван. Никакой крови там не было, хотя дело так и не дошло до влажной уборки — труп помешал, он выпал из шкафа.

Я метнулась в прихожую и (не чудо ли!) обнаружила свои шлепанцы, о пропаже которых так подробно жаловалась Ганусе. Поход в ванную увенчался полным провалом. Мой халат, в отсутствие которого так долго не могла поверить Гануся, лежал на своем обычном месте: между стиральной машиной и полочкой для белья.

— Что все это значит? — добила меня резонным вопросом Гануся.

Она не смирилась с потерей моей лисьей шубы, кожаной юбки и французских сапог и кипела негодованием:

— Где твой труп, черт побери?! Или его мне найди, или тебя пришибу и потащу голой в парк на скамейку!

Угроза серьезная для любого, кто знает мою Ганусю.

— Сама ничего не пойму, — растерянно лепетала я. — Делает этот труп все что хочет, не считаясь ни с чьими интересами.

— Да-а, куколка, плохи твои дела, — прозрела Гануся, с болью вглядываясь в мое лицо. — Это все одиночество. От него у кого хочешь крыша поедет.

— Окстись, — подпрыгнула я, — только вчера р