Все время озираюсь… Раньше я уже пытался связаться с вами, пытался, понимаете? И я имею в виду не открытку, посланную вам по почте. Я пошел на большой риск, заявившись к вам на квартиру поздно ночью. – Три дня назад? Так это были вы?
– Да, я. Подошел к фасаду вашего дома. Еще горел свет… – Он вновь замолчал в нерешительности. – Но там был кто-то еще. Я слышал, как какие-то люди бродят на задворках. И мне пришлось уйти. Я из кожи вон лез, пытаясь помочь вам в этом деле, но мои возможности не безграничны. Ради Лиз я должен остаться в живых.
Голос его звенел от возбуждения. Однако не успел он окончить свою гневную тираду, как у Паскаля был готов очередной вопрос.
– В таком случае, – полюбопытствовал он, – почему вы обосновались именно здесь, так близко от загородной резиденции Хоторна? Не слишком ли неосмотрительно с вашей стороны?
Этот вопрос заставил Макмаллена прекратить словоизлияние. Окинув их холодным взглядом, он лишь буркнул:
– Я достаточно осторожен. И меня такое соседство вполне устраивает. У меня здесь поблизости есть друзья. Извините, мне нужно выйти на минуту.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он вышел, закрыв за собой дверь.
Паскаль и Джини молчаливо переглянулись.
– Ты веришь ему, Паскаль? – тихо спросила она. Паскаль глядел на дверь, напряженно прислушиваясь, не донесется ли из-за нее какой-нибудь звук. Потом сделал неопределенный жест.
– Не уверен, – ответил он с ледяным спокойствием.
– В нем нет последовательности.
– Да. И нервы на пределе. Правда, с учетом сложившихся обстоятельств этому вряд ли стоит удивляться. – Паскаль озабоченно нахмурился. – Интересно, почему это он все время беспокоится о времени? И чем он там занят?
– Бог его знает. Я ничего не слышу.
– Зато я слышу, – Паскаль прижал к губам палец. – Сейчас он стоит на пороге. – Его голос упал до шепота. – Положись на интуицию, Джини. Мы наверняка знаем одно: он не закончил свой рассказ. Ему еще есть что поведать нам.
Макмаллен вернулся в комнату, заметно успокоившись. Теперь он был таким же, как и сразу после приезда, – подтянутым, холодным, бесстрастным. Отныне Макмаллен не пытался даже делать вид, что хочет вовлечь Джини в разговор. Его безразличие к ней стало очевидным, и обращался он только к Паскалю.
– Прошу прощения, – сразу же извинился он, – мне нужно было кое-что проверить. У меня также было время собраться с мыслями. Я понял, что, прежде чем заводить разговор о Лиз, мне нужно было показать вам вот это.
Пройдя в угол комнаты, Макмаллен наклонился, проворно расшнуровал завязки армейского рюкзака и извлек из него толстую папку. Выпрямившись, он посмотрел Паскалю прямо в глаза.
– Мне следовало вовремя вспомнить об этом, – сказал он далее. – Я ценю дисциплину. Но так привык к дисциплине военной, что подчас забываю, что существуют и другие ее разновидности. У журналистов своя дисциплина. Есть она и у вас. Она позволила вам добиться хороших результатов, и как вы уже от меня слышали, я восхищен ими. Я видел ваши снимки с войны в районе Фолклендских островов. Вам удалось точно передать суть событий, – Макмаллен на мгновение умолк, сделав ироничный жест. – Вы набили руку, фотографируя ад…
Взгляд Паскаля стал пронзительным.
– Вы служили на Фолклендах? В десантном полку?
– Не могу поверить, что вы еще не уточнили этот факт. Нет, не в десантном.
Макмаллен стиснул челюсти, давая понять, что любые дальнейшие расспросы о его военной карьере останутся без ответа, а затем открыл папку. |