– Я люблю Лиз. Люблю уже много лет, – произнес он внезапно низким голосом, отвернувшись так, чтобы скрыть от них свое лицо. – Несмотря на разлуку, моя любовь к ней день ото дня становилась все сильней. Я никогда не признавался ей в своем чувстве, да и вряд ли это было необходимо. Лиз наверняка знает. Она и так может услышать все в моем голосе, прочитать в моем взгляде. За всю свою жизнь я по-настоящему любил лишь двух женщин, а это кое-что да значит. Но в моих чувствах никогда не было ничего… непристойного. Никогда. Если бы Лиз только могла получить развод, если бы не ее религия… Но она неспособна на такой шаг. Об этом не может быть и речи. Так что если вы предполагаете, что я затеял все это с единственной целью освободить ее от мужа или что-то в этом духе, то отвечаю вам: нет. Я могу ненавидеть Хоторна лютой ненавистью, но никогда не буду преднамеренно очернять его, чтобы завоевать расположение Лиз. Пока он жив, у меня нет ни малейшего шанса. К тому же, – Макмаллен взглянул на Паскаля, – пусть вы не знаете меня и не имеете оснований верить моим словам, но я ни за что не причиню Хоторну вреда, преследуя личные цели. Не такой я человек.

Неожиданно Макмаллен предстал перед ними именно таким, каким описывали его Дженкинс и сестра. Джини не сводила с него взгляда. «Вряд ли это можно назвать наивностью, – думала она, – тут скорее непоколебимая убежденность». Его слова звучали спокойно и искренне, и она ни на секунду не усомнилась в их правдивости. На Паскаля внезапное признание произвело такое же впечатление – она ясно видела это. Он впервые смотрел на Макмаллена так, словно вдруг почувствовал симпатию и душевное родство с этим человеком.

– Что же касается моих побуждений, – Макмаллен нахмурился, вглядываясь в туман, застилавший улицу, – то я и сам не раз спрашивал себя о них. Я задал себе этот вопрос двадцать пять лет тому назад и порой задаю до сих пор. Если тому и нет никаких других веских причин, то хотя бы из уважения к самому себе я должен знать, почему считаю разоблачение Хоторна правым делом. И прихожу к выводу, что хочу защитить Лиз и ее сыновей. Но, помимо этого, во мне еще сохранилась старомодная вера в то, что справедливость в конце концов должна восторжествовать. Душа моя не может смириться с тем, что человек, занимающий столь высокий пост, способен многие годы лгать и при этом выходить сухим из воды.

Завершая фразу, он откинулся и открыл заднюю дверцу, давая понять, что беседа окончена. Дождавшись, когда они вышли из машины, Макмаллен вдруг опустил стекло.

– Чуть не забыл о главном, – возбужденно взмахнул он рукой. – У вас есть хоть какая-то зацепка? Что вы намерены…

Джини собралась было ответить, но Паскаль опередил ее.

– У нас есть сведения, которые могут оказаться полезными, – сказал он. – Что касается предстоящего воскресенья, то нам известны кое-какие подробности относительно тайного свидания Хоторна. Мы знаем, где и как он выбирает себе женщин. Нам известны время и место встречи. Я сделаю нужные снимки.

Макмаллен выглядел ошеломленным. Джини, которая была не менее удивлена, решила помалкивать. Когда Паскаль врал, то делал это весьма убедительно.

– Это правда? – уставился на него Макмаллен. – Почему же вы раньше ничего не сказали?

– Должно быть, потому, что меньше доверял вам, – пожал плечами Паскаль.

Макмаллен замялся, потом бросил взгляд на циферблат часов на приборном щитке.