Эл улыбнулся:

– Да, он вполне способен позаботиться о себе. Откровенно говоря, он многому научился за последние месяцы. Этот балет поможет ему разрушить стену непонимания и, возможно, послужит мощным толчком к его дальнейшей карьере.

– Но только в том случае, если он найдет себе приличную девушку. Мне кажется, он изнуряет себя постоянной сменой женщин.

– А я думал, ты против ранних браков.

Да, но все это было до того, как он связался с этой стервой. Если сейчас он не найдет ей достойную замену, то снова станет чересчур уязвимым. – Энн подалась вперед и загадочно улыбнулась. – Знаешь, я совершила один поступок, может быть, не очень деликатный, но тем не менее совершенно необходимый. На вечеринке у Маркхэмов я случайно наткнулась на нее и с превеликим удовольствием сообщила, что у Пола есть замечательная женщина и что он вполне счастлив с ней. А Полу доложила, ; что Николь вернулась к Эдварду и тоже очень счастлива.

– Господи Иисусе, неужели ты не понимаешь, что играешь с огнем?

– Не бери в голову. Иногда люди вынуждены прибегать ко лжи, чтобы спасти ближнего и уберечь его от большой ошибки.

Эл грустно улыбнулся и покачал головой:

– И ничего хорошего. Если Пол обо всем узнает, он не простит тебе этой лжи…

– Не узнает.

Эл взял жену за руку.

– Сомневаюсь, дорогая. Не хотелось бы огорчать тебя, но Николь навсегда рассталась с Эдвардом.

Когда Николь получила из галереи Кастелли свои цветные слайды с весьма вежливым отказом, ее охватил тихий ужас. Попытки пробиться в другие галереи, такие как Малборо, Сидни Дженис и даже Фишбах, привели к столь же печальному результату. Все хотели заполучить произведения Николь Ди Кандиа, но наотрез отказывались выставлять работы никому не известной Фрэнсис Грэй. Николь никак не могла понять, в чем дело. Неужели они даже не посмотрели слайды? Ведь и малосведущему понятно, что во всех этих работах чувствуется рука Николь. Значит, они действительно работают исключительно на имя и не обращают внимания на неизвестных авторов. А отсюда неизбежно следует тот весьма печальный факт, что Эдвард был прав – ее работы весьма посредственны и продавались все это время только благодаря его усилиям и связям.

Каждый очередной отказ она воспринимала как обрыв какой-то очень важной ниточки, связывающей ее с миром художественного творчества. Денег на новые материалы у нее уже не было, а готовые произведения не находили спроса. Она была близка к отчаянию, в голове ее все чаще появлялись мысли о тщетности всех попыток пробиться самостоятельно.

На дворе уже был октябрь, а Николь все сидела в студии и предавалась грустным размышлениям о своей творческой судьбе. Скоро должна была приехать Джулия, и матери очень не хотелось представать перед ней в качестве забытой и никому не нужной неудачницы. Наряду с этим ее все чаще посещали грустные мысли о любимом, которые неизбежно превращались в бесплодные мечты о возрождении их некогда крепкого союза. Стоило ей представить себе Пола с другой, как в душе у нее все переворачивалось и наступала такая жгучая боль, что впору было бежать куда глаза глядят. В такие жуткие моменты она практически ничего не ела, не пила и решительно отказывалась следить за собой. Ее всю трясло мелкой дрожью, лоб покрывался испариной. Предыдущая жизнь казалась сплошным обманом и фальсификацией, а непродолжительный роман с Полом – неудачной попыткой бегства от надвигающейся старости.

Не выдержав подобного испытания, она в конце концов сняла трубку и позвонила Джанет.

– Николь, Боже мой! Мы с Томом уже стали всерьез беспокоиться.