Парень попытался не обращать на нее внимания, но ее плач с криками и причитаниями не позволял сделать этого.

— Я для него все… (хнык, хнык), — слышалось откуда-то из-за двери. — Люблю его больше жизни, за ним бегаю (ахи, вздохи). А он меня ненавидит, жену то родную (хнык-хнык-хнык). Да за что мне все это, Господи, за что!

Слушая этот «концерт по заявкам», Максим чувствовал, как что-то теплое шевелится внутри него.

Похоже, он снова начал ощущать жалость. И хотя он прекрасно понимал, что вряд ли обидел девушку так сильно, насколько она это показывает, но все же чувство вины постепенно заполняло его изнутри.

После нескольких мучительных минут внутренней борьбы Максим все-таки покинул свою «тюремную камеру» и вышел на кухню. Света сидела за столом, смотрела на мрачное окно и плакала.

Он подошел к ней и обнял сзади, поцеловав в шею.

— Ну, прости меня. Прости…. Не плачь, Солнце. Хорошо?

— А мы же сходим послезавтра на дачу к родителям? — Вытирая лицо, проговорила она.

— Сходим, милая. Конечно, сходим.

После этих слов девушка сразу оживилась. Она извернулась, как дикая кошка и поцеловала своего мужа в губы. И после непродолжительной прелюдии Максим и Света направились в спальню, где у них случилось бурное «продолжение банкета».

* * *

Послезавтра наступило довольно быстро. Приблизительно, после завтра.

Максим с большим трудом отбросил все дела и приступил к выполнению своего обещания. Конечно, он мог отказаться, но тогда бы ему пришлось утонуть в ванне из Светиных слез. А этого допустить было никак невозможно.

Поэтому он, изображая искреннее желание и радость, сел в маршрутку и направился за город, где было огромное количество дач, напоминающее собой море из разношерстных домиков.

Молодые люди довольно быстро добрались до загородного поселка, который по факту был расположен в черте города. И только на бумаге он как бы считался «провинцией».

В этом весьма удобном месте располагалась довольно просторная дача, которая граничила с небольшой полоской леса.

Казалось, что в этом лесу кто-то разлил голубую краску «Эмаль», так много там находилось пролесок сибирских, которые народ почему-то величает подснежниками.

И первым делом (естественно по инициативе Светы) они направилась именно туда. Там девушка с вялой помощью своего мужа собрала целый букет из синеватых луковичных растений, которые смотрелись на фоне серого пейзажа ранней весны, как настоящие драгоценные камни.

От прошлогодней листвы веяло каким-то теплом. Деревья шумели под легким ветром, и сквозь них виднелось насыщенное небо, на котором как будто тоже росли подснежники.

Максиму вдруг почему-то захотелось остаться здесь. Среди этого простора и покоя, который пока не нарушался никем. Ведь даже шмели и пчелы еще не успели толком проснуться. И первые цветы грелись под ласковым солнцем абсолютно не тронутыми.

В этой первозданной красоте хотелось искупаться и раствориться. Просто взять и слиться на молекулярном уровне со всем этим великолепием весны.

С этим солнцем, что граничило с прохладой, с этими деревьями из старой сказки, с этими цветами, которые первыми пришли в мир зимы, чтобы порадовать собой всех и каждого.

Но сделать это сейчас было нереально. Ведь их ждала дача. И какие-либо протесты в данный момент были попросту глупы и бессмысленны.

После прогулки со сбором и фотографированием подснежников, Макс со Светой отправились к небольшому домику, который был огорожен забором из сетки и шифера.

Максим сразу же почувствовал, как внутри него пробуждается неловкость. И кто-то весьма язвительный и злой, как бы смеется над тем, что он в очередной раз решил приблизиться к этим странноватым людям — родителям Светы.