Александр Дюма. Любовное приключение
Как-то осенним утром 1856 года мой слуга, несмотря на данное ему твердое распоряжение не беспокоить меня, открыл дверь кабинета и в ответ на весьма выразительную гримасу, появившуюся на моем лице, сказал: — Сударь, она очень привлекательна. — Кто, болван? — Дама, из-за которой я решился побеспокоить вас. — А мне какое дело до того, что она привлекательна. Ты прекрасно знаешь, что когда я работаю, то никого не принимаю. — К тому же, — продолжал он, — она пришла от имени вашего друга, сударь. — Какого друга? — Того, что живет в Вене. — Так кто это? — О сударь, у него какое-то диковинное имя, что-то вроде Рубин или Бриллиант. — Сапфир? — Да, сударь, Сапфир, точно. — Ну, тогда другое дело, поднимись наверх и принеси мне халат. Слуга вышел. Я услышал легкие шаги за дверью кабинета; затем появился г-н Теодор, держа в руках халат. Когда я отмечаю слугу столь уважительным обращением, как «господин», то это значит, что он отличается глупостью или плутовством. У меня было три самых великолепных образчика подобного рода, какие только можно повстречать: г-н Теодор, г-н Жозеф и г-н Виктор. Господин Теодор был всего лишь дурак, но уж в этом он достиг совершенства. Я отметил это так, к слову, для того чтобы хозяин, у которого он теперь служит, если, конечно, у него есть хозяин, не путал его с двумя остальными. Впрочем, глупость имеет большое преимущество перед плутовством: то, что слуга глуп, замечают довольно быстро, а вот, что он плут, выясняется, как правило, слишком поздно. У Теодора были свои подопечные. За столом у меня всегда достаточно просторно, чтобы за ним разместились два или три моих приятеля, которых никто не приглашал. И если их не всегда ждал хороший обед, то на радушный прием они могли рассчитывать. Когда же обед, по мнению г-на Теодора, был хорошо приготовлен, г-н Теодор извещал об этом тех из моих друзей или знакомых, кому он отдавал предпочтение. Однако, в зависимости от того, насколько щепетилен; был человек, одним Теодор говорил: — Господин Дюма сказал сегодня утром: «Как давно я не видел дорогого (имярек); ему надо обязательно прийти ко мне и напроситься на обед». Конечно же, этот приятель, чтобы предупредить мое желание, приходил ко мне отобедать. С менее щепетильными он ограничивался тем, что, взяв их под локоть, произносил: — Сегодня у нас прекрасный обед, приходите. После такого приглашения мои приятели, возможно и не собиравшиеся приходить, шли к нам обедать. Я назвал лишь одну особенность, присущую такой богатой индивидуальности, как г-н Теодор; чтобы дополнить его портрет, мне бы потребовалась целая глава. Но вернемся к визиту, о котором доложил г-н Теодор. Надев халат, я отважился подняться к себе в мастерскую. И действительно, я увидел там привлекательную молодую женщину, высокую, с ослепительно белой кожей, голубыми глазами, темно-русыми волосами и великолепными зубами. На ней было закрытое платье из тафты жумчужно-серого цвета, восточного фасона шаль из арабской ткани и одна из тех очаровательных шляпок, какие, к сожалению, несколько не пришлись по вкусу в Париже, но настолько к лицу даже некрасивым и не очень молодым женщинам, что в Германии их называют «последняя попытка». Незнакомка протянула мне письмо, и я узнал неразборчивые каракули бедняги Сапфира, которыми был написан адрес. Я положил письмо в карман. — Так вы не будете читать? — с сильным иностранным акцентом спросила меня гостья. |
