– Не хотел говорить, тяжело до сих пор, но вы все равно узнаете, что к чему. Наши сразу москвичам про ведьму доложат, народ сказки любит. Есть местная легенда. Якобы мой предок Глеб Михайлович один раз повстречал цыганку, и та ему нагадала, что род Шаровых прервется, фабрика перейдет в руки Бражкиных. Случится это, когда у потомка Глеба родятся подряд три дочери, а у потомка Бражкина появятся на свет три сына, и все дети выживут. Семья Шаровых уйдет в небытие, когда младшая девочка совершит ужасную глупость. До этого у владельцев посудной фабрики и у Бражкиных большинство детей погибнет в младенчестве. – Шаров нахмурился. – Я не верю в предсказания, думаю, что история про цыганку миф, запущенный кем‑то из зависти и злости, но все же странно. У Глеба появилось на свет пять дочерей и сын последыш. Все девочки умерли, не достигнув года. Мальчик выжил, у него было семь детей, из них остался лишь мой прадед Михаил Ильич. Из его восьми наследников семеро ушли на тот свет младенцами, за жизнь зацепился только Илья, это мой дед. У него в браке родился лишь один сын Петр. То есть мой отец. С ним особая история. Дед рано женил его на Галине Строевой, но та никак не могла забеременеть, и в конце концов пара развелась. Илья Михайлович через некоторое время сосватал сыну другую жену, с Алевтиной Степановной вы сегодня познакомились. Их отпрыск перед вами. Братьев‑сестер у меня нет, отец скончался вскоре после моего рождения, я его плохо помню, папу мне заменил дедушка.

– А что с Бражкиными? – не удержалась я, перебив хозяина дома.

– С ним тоже не все просто, и у них умирали дети. Но! В нашей семье мальчики были редкостью, а у наших врагов получались только пацаны, никаких представительниц слабого пола. И что мы имеем сейчас? Каролина произвела на свет троих парней, у нас со Светой столько же девочек. Слава богу, все живы и здоровы! Нет, нет, все это идиотское совпадение. Однако моя мать верит в предсказание. Помню, когда родилась Аня, старшая дочка, она поджала губы, ни малейшей радости я на ее лице не увидел. Даже не удержался, сделал ей замечание: «Мама, поздравь Свету». А она плечами дернула. «С чем? Ты выбрал неправильную жену, теперь весь род Шаровых погибнет. Вот у Каролины мальчик родился, Бражкины сохранят фамилию. Чует мое сердце, невестка «подарит» тебе еще двух девок».

Василий Петрович показал на стену.

– Видите наше родословное древо?

Иван Никифорович встал и приблизился к картине.

– Ого! Первый Шаров, сын Емельяна и Марфы, появился на свет в одна тысяча двести одиннадцатом году!

Хозяин дома усмехнулся.

– Илья Михайлович, мой дед, решил составить родословную. Он поднял церковные книги, в царские времена их хранили пуще глаза, и ему удалось найти записи о браке Марфы и Емельяна и о рождении у них сына. Но деду документ не понравился.

– Почему? – удивился Иван Никифорович.

Василий Петрович поднялся, подошел к стене, отодвинул висевшую на ней картину, открыл обнажившийся сейф, вынул оттуда лист бумаги и продемонстрировал его нам.

– Дед считал, что Марфа и Емельян жили чуть ли не в библейские старозаветные времена, а тут значится, что они поженились в тысяча семьсот девяностом году. Дров в костер его разочарования подбрасывало то, что в семье Бражкиных есть старинная Библия, в которой скрупулезно делали записи его предки. На первой странице там указана дата «1254 год», именно тогда на свет появился Федор. И что же, получалось, будто род Бражкина, недостойного человека, намного старше семьи Шарова? Дедушка решил слегка подправить историю. Он обложился всякими историческими книгами, атласами, справочниками, корпел над ними долго, потом позвал художника. – Бизнесмен снова сел в кресло.