– Талли, поцелуи здесь ни при чем. Если бы я знала, что кто-нибудь из вас двоих будет целоваться с первым встречным пиратом и негодяем, я бы никогда не стала добиваться всеми правдами и неправдами, чтобы мы могли провести сезон в Лондоне. Разве вы не понимаете, что на карту поставлены и этот дом, и тетушка Минти, и даже наша репутация? Если хоть одна из нас совершит опрометчивый поступок, если хоть кто-нибудь узнает, на какие жертвы мы пошли, чтобы…

– На какие жертвы пошла ты, – поправила ее Талли, – так что не меня с позором изгонят из общества или сошлют на каторгу за все эти дела. К тому же, Герцогиня, в этом я на стороне Пиппин. Я предпочитаю сама найти себе мужа, а не выходить замуж за одного из одобренных тобой ничтожеств. Я хочу, чтобы это был мужчина вроде капитана Дэшуэлла, который зацеловал бы меня до потери сознания, так, чтобы я была готова буквально на все.

– Ну что ж, такой черной неблагодарности свет еще не видывал, – заявила Фелисити. – Только, пожалуйста, не поэтизируй в моем присутствии поцелуи с пиратами! Это неприлично. Нам это делать не подобает. Вы обе должны удачно выйти замуж, потому что я не могу допустить, чтобы моя кузина, а тем более моя сестра, не обладала бы такими же хорошими связями в обществе, как у меня, когда я стану невестой Холлиндрейка!

Талли спустила Брута на пол.

– «Когда»… Может быть, ты хотела сказать «если я стану невестой Холлиндрейка»?

– Я выйду замуж за герцога – и ни за кого другого! – заявила Фелисити, сердито взглянув на сестру.

– Но, дорогая моя… – Талли не договорила, прерванная звонком в парадную дверь – звонком настойчивым и требовательным, который заставил обеих сестер вздрогнуть. – Силы небесные, кто бы это мог быть? – воскликнула Талли и, побледнев, замерла на месте, окинув взглядом гостиную. – Ты не думаешь, что кто-нибудь узнал…

– Что за глупости! – прервала ее Фелисити, хотя ей в голову пришла та же самая мысль. – Но в любом случае нам, наверное, следует узнать, кто это такой.

– Я, не пойду в тюрьму, Герцогиня, – снова сказала Талли то, что ежедневно повторяла с тех пор, как они приехали в Лондон.

– Да, Талли, я знаю, – сказала Фелисити. Взяв шаль, лежавшую на спинке кресла, она набросила ее на плечи, прежде чем выйти из гостиной на верхнем этаже, которая была единственной теплой комнатой в доме, чтобы сделать то, что обычно делают слуги.

Только вот слуг у них не было.

Талли следовала за ней по пятам, а за Талли следовал Брут, который никогда не позволял хозяйке выходить за пределы его поля зрения. Он, как положено, полаял и порычал, устроив громкий шум, эхом разнесшийся по почти пустому особняку, который они сняли на сезон. Несмотря на свое благородное происхождение – его дедушка принадлежал самой Марии Антуанетте, как любила рассказывать Талли всякому, кто соглашался слушать, – Брут обладал повадками самого обыкновенного шпица.

Фелисити оглянулась на шествие за своей спиной и покачала головой:

– Прошу тебя, Талли, не позволяй ему жевать то, что он обычно жует. Я до сих пор не знаю, как нам расплатиться за ущерб, который он причинил сапогам нашего стряпчего, мистера Эллиота.

– Тот еще стряпчий, – проворчала ее сестра. – Поделом этому старому скряге. – Талли откашлялась и заговорила сдавленным голосом, передразнивая этого человека: – «Сезон в Лондоне? Но это означает выброшенные на ветер деньги! Вы должны экономить, дорогие девочки. И, учитывая ваши обстоятельства, вам было бы лучше всего…» – Талли аж зарычала очень похоже на Брута.