И хочешь ли знать мое мнение, сынок?
— Нет, не хочу, — Ангелос попытался пресечь поток взволнованного отцовского красноречия, но тщетно.
— Так вот, если ты так жаждешь знать мое мнение, то пожалуйста: никогда, да-да, никогда ты не найдешь себе стоящую спутницу жизни, потому что представления не имеешь, что такое настоящая женщина. Каким чистым, величественным и волнующим созданием она может и должна быть, — энергично жестикулируя, заключил пожилой грек.
— Я не собираюсь спорить с тобой, отец. Сейчас не самое подходящее для этого время, но, поверь, женщины, с которыми я имею дело, вполне отвечают мировым стандартам и каждая по-своему хороша.
— Ха! Не смеши меня! — резко произнес старик, чем привлек к их разговору еще несколько пар заинтересованных глаз и навостренных ушей. — Знаю я твоих избранниц. Я даже не рискну назвать их приличными дамами!
— Поосторожнее, пожалуйста! Мы не одни, отец, — раздраженно предостерег своего собеседника Ангелос, сильно сдавив отцовское предплечье.
Костас Зувелекис нахмурился, сурово взглянув на сына.
— Ты не будешь счастлив ни с одной из них, сын! Такие никогда не станут вкусно готовить и холить тебя, не станут кормить грудью твоих детей. Женщины, которых ты привечаешь, — жадные и склочные создания, занятые собой, и только собой. Они щеголяют длинными ногами и выбеленными волосами, а нутро их черно, и нет в нем любви. И ты будешь конченым человеком, если свяжешься с какой-нибудь из них узами брака.
— Моя жена не будет для меня готовить, на это у меня есть кухарка. Холить меня тоже не надо. Я не конь. Что касается детей, то ты забегаешь вперед, собственно как и в отношении брака. Этот разговор не актуален, отец. И давай прекратим его или хотя бы отложим. Сейчас не время, да и не место. Ты понимаешь…
— Ну да, ну да, — перебил сына Костас. — Понимаю, ты уже взрослый человек и можешь сам разобраться в собственных проблемах. Однако я хочу, чтобы это все же произошло при моей жизни. Тебя тридцать четыре, а мне и вовсе — страшно сказать! — семьдесят пять. И я был трижды женат. Трижды! Но что с того, я помру в одиночестве… если ты не подаришь мне внуков!
— Отец, ты напрасно разыгрываешь эту трагедию передо мной, ведь мы оба прекрасно знаем, что Ариадна уже дважды сделала тебя дедушкой, — внезапно развеселившись, произнес Ангелос.
— Не путай, сын. Дети дочери совсем не то же самое, что дети сына.
— Слышала бы сейчас тебя Ариадна, пап. Наверняка не порадовалась бы такому противопоставлению.
— Нет, послушай. Я хочу застать первенца своего сына. Запомни это и поспеши.
— Отец, — строго произнес младший Зувелекис. — Я женюсь только тогда, когда сочту нужным, на той, которую сам определю себе в жены. И ни о какой спешке в таком серьезном деле не может быть и речи.
Он решительно взял отца под локоть и повел его через весь зал в направлении балкона.
— Твоему выбору я отказываюсь доверять, Ангелос. Ты не способен отличить дурную женщину от достойной, ты покупаешься на внешний лоск, но все это слишком далеко от требований, которым должна соответствовать хозяйка дома Зувелекисов. И почему ты все больше и больше времени стал проводить в Париже? Почему не мог устроить благотворительный бал в Афинах? Чем тебе плохи Афины, Ангелос?
— Мир не ограничивается пределами Греции, отец. Дела требуют моего постоянного присутствия в Париже. И именно из этих соображений в Париже дается бал. Но мои деловые интересы простираются намного дальше матушки-Европы. Таков нынешний мир, отец. Тот, кто не осваивает континенты, обрекает себя на неуспех.
— Ты мне лекций не читай! — раздраженно бросил Костас Зувелекис. |