Он ощущал некоторую тревогу из-за этакой забывчивости. Конечно, это мелочь, да, но подобная мелочь обескураживает, когда происходит ни с того ни с сего. Он зашагал быстрее, чувствуя, как напряжение охватывает все тело.
Перед цветочным магазином машины не было.
Он стоял, тупо таращась на то место, где обычно парковался. Он мысленно видел, как у кромки тротуара стоит его зеленый «форд» с белобокими покрышками, он…
Образ исчез, распался на части, и вдруг он понял, что теперь видит внутренним взором стоящий на этом месте голубой «шевроле». Он моргнул, от смятения голова пошла кругом. Он водит зеленый «форд», модель пятьдесят четвертого года. У него давно уже нет голубого «шевроле»…
Или есть?
Роберт Грэхем ощутил, что сердце как-то неестественно резонирует, словно барабан в пустой комнате. Что же, ради всего святого, творится? Сначала он забыл, где оставил машину, и вот теперь он даже не знает толком, как эта машина выглядит. «Форд» пятьдесят четвертого, «шевроле» сорок девятого…
Неожиданно в голове замелькали образы всех машин, какие у него когда-либо были, начиная от «франклина» тридцать второго года с воздушным охлаждением, заканчивая «фордом» пятьдесят четвертого. Впечатление было такое, будто годы скачут в чехарде и прошлое перемешивается с настоящим. Сорок седьмой год — «плимут», тридцать восьмой — «понтиак», сорок пятый — «шевроле», тридцать пятый…
Он оцепенел от злости на собственный разум. Это же просто нелепо! Он слышал, как слова звучат в потрясенном мозгу. «Мне тридцать семь лет, сейчас тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год, и у меня зеленый „форд“». От такого винегрета в мозгах, от такой смеси нынешнего и давно прошедшего было не по себе. Да, это в высшей степени нелепо, когда человек не может даже вспомнить, где припарковал свою машину. Это похоже на дурной сон. Однако это больше, чем просто сон.
К тому же это пугает.
Казалось бы, совершенная мелочь — всего-навсего машина. Однако машина была частью его существования, и эта часть лишилась своего точного значения, что и пугало.
«Хватит, — сказал он себе, — давай-ка во всем разберемся. Где, черт возьми, я припарковался?» Где-то неподалеку, потому что он пришел на работу вовремя, хотя добрался до делового квартала не раньше чем без четверти девять. «Шевроле», «плимут», «понтиак», «шевроле», «додж»… он старался не обращать внимания на вереницу названий, мелькающих в голове. «Где же я припарковался? А если…»
Мысль ворвалась внезапно. Роберт Грэхем застыл — недвижный остров в море людской толпы. Растерянность и потрясение отразились на лице.
А с каких это пор у него есть машина?
Мышцы напряглись, он испуганно уставился на кромку тротуара. «А что, если… о господи, что же это такое?» Что-то ускользало из его разума, то, что он всегда знал, уплывало и таяло…
Роберт Грэхем расслабился и огляделся по сторонам. «Боже мой, чего ради я тут стою, — подумал он, — мне ведь пора домой».
И он двинулся в сторону метро.
Так чего там хотела Люсиль? Корицу? Кофе? Паприку? Проклятье, ну почему он не может вспомнить? Ладно, ничего страшного, вспомнит по пути. Он спешно завернул за угол, остановился, чтобы захватить в киоске вечернюю газету.
И только оказавшись на ступенях подземного перехода, он снова замер. Он стоял, а люди толкали его, уходя в сумрачное подземелье.
«Местный до Четырнадцатой улицы, — звучало в голове, — Брайтон-экспресс до…»
Но он же живет на Манхэттене.
«Погоди-ка минутку, постой». |