Меня зовут Соней, мне двадцать семь лет. Не подумайте ничего плохого: я была замужем. Со статусом у меня полный порядок. Разведена. Детей нет. До своего замужества я жила, в общем-то, счастливо, хотя моей маме так не казалось. Она постоянно меня пилила:

– Сонька, тебе уже двадцать четыре! Скоро и двадцать пять стукнет! Ты так и останешься старой девой! Пора и о детях подумать!

Почему-то подумать сразу надо было о детях, а не о муже. Хотя до мамы наконец дошло, что без мужа в этом деле никак. В плане статуса и вообще. В плане процесса. Моя мама относится к тому типу женщин, которых я мысленно окрестила «женщина-танк». Они не отличаются ни красотой, ни умом, ни богатой фантазией, просто утюжат улицы, офисы и магазины, готовые в любой момент дать отпор любому агрессору. Точно так же они ведут себя и в семейной жизни. Утюжат своим домочадцам мозги, пока там не останется ни одной складки, то бишь извилины. Кроме как «да, мама, хорошо, мама, все сделаю, мама».

Спорить с моей мамой бесполезно, я и не спорила. И она принялась обзванивать своих подруг, а те, в свою очередь, своих подруг. По эфиру пошли круги, которые становились все шире и шире. Они покрыли огромную площадь, от центра столицы до самого дальнего «Замкадья». Похоже, что вся женская половина Москвы в итоге этих телефонных переговоров озаботилась моей судьбой. Эти подруги, в конце концов, и нашли мне пару. Состоялись смотрины.

Он тоже пришел с мамой. Точнее, его привела мама. Которая тоже его беспрестанно пилила:

– Пашка, тебе уже тридцать! Пора и о детях подумать!

Он, видать, подумал. И хорошо подумал. Потому что пришел с ней. Ко мне. Выглядело это таким образом. За столом друг напротив друга сидели наши мамы и пили чай. Моя мама нахваливала меня, какая я умница, рукодельница и так далее. Пашина мама также неустанно нахваливала его. Какой он добытчик, трудяга и скромняга. Золото, в общем, а не парень. Удивительно, что такое сокровище до сих пор не окольцевали. Рядом с нашими мамами сидели наши папы и молча пили водку, приглядываясь друг к другу. В плане того, можно ли себе позволить после застолья догнаться в гараже пивком? Полагаю, они единственные в нашей компании вполне друг другу подошли и расставались потом с явной неохотой, когда мы с Пашей развелись.

Я сидела тихо, как мышка, боясь посмотреть на Пашу. Он точно так же боялся посмотреть в мою сторону. Я составила его портрет в основном со слов моей мамы, которая назвала его отличным парнем. Когда я спросила, симпатичный он или нет, мама буркнула:

– Какая тебе теперь разница? Выйдешь замуж как миленькая! В твои двадцать пять не привередничают.

Пашина мама действовала также энергично, и на следующий день мы с ним пошли в кино. Поскольку мне скоро должно было стукнуть двадцать пять, а ему ударило тридцать, процесс его ухаживания надолго не затянулся. Куда уж дальше тянуть? И наши мамы обо всем уже договорились. Обе давно копили на свадьбу. Чтобы все было, как у людей. Оно и было, как у людей. Ничего плохого не могу сказать по поводу своей свадьбы, кроме того, что в лимузине я опять, дура такая, села на солнечную сторону! И уныло подумала: «плохая примета». Окна в лимузине были затемненные, да еще и с занавесками, но я-то знала, что мне досталась солнечная сторона! Что я по-прежнему, увы, неудачница! Несмотря на свое замужество.