— Он взял тебя? Он отымел тебя, потаскуха?! Говори!
— Нет… — На ее синих глазищах, словно крошечные алмазы, заискрились слезы. — Нет, нет!
— Тогда что?
— Он просто…
— Что?
— Слова…
— Что?!
— Я должна была повторить за ним слова!
— Ты… Ты продала ему свою душу?.. Ты продала ему свою душу?!
— Нет!
— Душу?!
— Нет! Нет! Там было другое… Я просто… Он сказал…
Пальцы сомкнулись. На этот раз куда сильнее.
— Конечно, другое… — Гримаса перекосила лицо магистра. — Слуги дьявола знают, как пеленать в словах… — Он стиснул зубы и не то тих зарычал, не то застонал. — Зачем, женщина? Зачем ты предала своего бога?
— Я…
— Твой бог не давал тебе теплых стен зимой, не давал прохладного ветра летом?
— Я…
— Не давал?!
— Давал…
— Твой бог не давал тебе еды, сладостей и вин?
— Давал…
— Твой бог заставлял тебя работать? Хоть раз он заставил тебя делать что-то такое, чего тебе не хотелось?
— Нет… Нет…
— Так за что же ты предала своего бога, женщина?!
— Я…
Пальцы стиснулись, лишив ее воздуха. На шее магистра вздулись вены, его лицо кривилось.
Потом гримаса пропала. Осталась лишь холодная сосредоточенность.
— Ну что же, — слова срывались с его губ, как оледенелые камешки в студеную воду, мерно и неумолимо. — Ты сама выбрала свою участь.
Аннушка под его рукой рванулась — попыталась. Пальцы держали ее за горло как клещи. Она пыталась что-то сказать, но ее губы шевелились совершенно беззвучно, лишь угадывалось: «нет, нет…»
— Ножи, — сказал магистр. В его руке уже блестело лезвие. — Ты впустила в сосуд своей души семя дьявола, женщина. Тебе не место среди нас. Хочешь ли ты покаяться перед нами и перед своим богом… в последний раз?
Семь лезвий повисли над ней, серебряных холодных лезвий.
Аннушка затрепыхалась. Рванула руками, ногами, выгнулась. Ее рот беззвучно открывался, шея напряглась — она мотала головой, попыталась приподняться, вырваться из хватки…
— Не хочешь… — констатировал магистр. Поморщился: — Дьявольское семя быстро пускает корни… Как глава хранителей этих земель, я приговариваю тебя к смерти.
Магистр на миг вскинул глаза к небу:
— Именем Анунамэ!
— Именем Анунамэ… Именем Анунамэ… Именем Анунамэ… — дробным эхом откликнулись хранители.
И когда тайное имя Господа семь раз унеслось ввысь, семь холодных лезвий упали вниз.
Ноги скользили по тающему снегу, а ветер бил в лицо и разметал полы плащей. Стаей черных птиц они слетели с косогора.
— Не дайте ему говорить! — крикнул магистр. — Не дайте ему колдовать!
— Не пытайтесь убить! — рявкнул Назар. — Не пытайтесь его убить, пока не свяжите! И кляп! Кляп сразу!
Звон стекла, вынесенная с косяком дверь…
Прежде чем чернокнижник понял, что к чему, веревки уже стянули его по запястьям и лодыжкам, а рот распух от кляпа.
Слишком маленький рот — для такого кляпа.
— Он же…
Назар повернулся к магистру, не решаясь договорить.
Чернокнижник… Какой же это чернокнижник? Щенок щенком, лет четырнадцати от роду, не больше! Разве может быть чернокнижник — таким сопливым молокососом?
— Не бери в голову, храмовник, — сказал магистр. |