|
Вот что входило в завтрак: два ломтика простого хлеба, еще один крохотный ломтик хлеба с несколькими изюминками, именуемый «кексом», да тоненький, как папиросная бумага, кусочек сыра. Каждому налили также по кружке мутной жидкости, сходившей за чай. Многие ждали этого завтрака с пяти утра, остальные простояли здесь по крайней мере часа четыре; нас согнали сюда, как стадо свиней, втиснули, как сельдей в бочку, обращались с нами, как с собаками, пичкали проповедями и гимнами и молились за наши грешные души, – но и это еще было не все.
Не успели мы проглотить завтрак (это заняло один миг), как многие начали клевать носом, и через пять минут половина людей уже крепко спала. Не похоже было, что нас собираются отпустить. Напротив, все свидетельствовало о приготовлении к молитвенному собранию. Я глянул на маленькие стенные часы. Они показывали без двадцати пяти минут двенадцать. «Ого, – подумал я, – время летит, а мне еще надо искать работу!» – Я хочу уйти отсюда, – сказал я двум своим соседям, которые не спали. – Надо дождаться богослужения, – ответили мне. – Вы хотите остаться? Оба отрицательно покачали головой. – Тогда пойдемте и скажем им, что мы хотим уйти, – предложил я. Но они ужаснулись моим словам. Тогда я решил предоставить им самим заботиться о себе и подошел к солдату Армии спасения. – Я хочу уйти, – сказал я. – Я пришел сюда получить завтрак, а теперь я должен идти искать работу. Мне нужно было подкрепиться, но я никак не думал, что на это уйдет столько времени. У меня есть надежда получить работу в Степни; и чем скорее я туда попаду, тем больше будет шансов. Солдат казался добродушным малым, но мое требование повергло его в замешательство. – То есть как? – сказал он. – Сейчас начнется богослужение. Нужно остаться. – Но тогда я наверняка не получу работы, – возразил я. – А для меня работа – самое главное. Так как он был всего лишь солдат, то направил меня к адъютанту. Я снова рассказал, почему хочу уйти, и вежливо попросил отпустить меня. – Но это невозможно! – с ханжеским возмущением произнес адъютант, потрясенный моей неблагодарностью. – Нет, подумать только! – Он даже зафыркал. – Подумать только! – Значит, вы не позволяете мне уйти отсюда? – решительно спросил я. – Будете держать меня здесь против моей воли? – Будем, – фыркнул он. Не знаю, что могло бы в этот момент случиться, ибо я тоже кипел от возмущения. Но так как «паства» начала, видимо, уже интересоваться нашим спором, адъютант потащил меня куда‑то в угол, а затем в другую комнату. Там он снова потребовал, чтобы я изложил ему свои доводы. – Я хочу уйти, – повторил я, – я собираюсь искать работу в Степни, и каждый потерянный час уменьшает мои шансы. Уже почти двенадцать. Когда я шел сюда, я не думал, что столько времени уйдет на завтрак. – Так значит, у тебя дела? – презрительно хмыкнул он. – Значит, ты деловой человек, а? Тогда зачем же ты сюда явился? – Я провел ночь на улице, и мне нужно было подкрепиться, прежде чем идти искать работу. Потому я здесь. – Очень мило! – протянул он тем же презрительным тоном. – Человеку, которого ждут дела, здесь не место. Ты отнял завтрак у неимущего, вот что! Это была ложь, потому что все, кто хотел попасть сюда в это утро, попали. Теперь скажите, по‑христиански ли он себя вел? Попросту говоря, честно ли? Ведь он ясно слышал, что я бездомный и пришел потому, что был голоден, а теперь должен идти искать работу. |
