|
Ввиду же нашего политического положения, сделать этого мы не могли. Тем не менее, мы придумали сделать это иначе: мы решили объехать масонов всех стран и лично заявить о нашем существовании, избегая огласки через прессу. В ноябре-месяце мы собрали свой Конвент, т.е. всех имеющихся масонов. Конвент длился три дня. Первый день он собирался у меня, председательствовал Ковалевский. Второй день у Орлова-Давыдова, председательствовал я, и третий день снова у меня – председательствовал Головин. На Конвенте, во-первых, решено было выбрать Верховный Совет. Выборы должны были быть тайными, записки должен был распечатывать только я один, и я должен был сообщить трем лицам, которые получили бы большинство. Эти лица имели право кооптировать еще трех лиц. Имена лиц, вошедших в Верховный Совет, никому не могли быть известны, исключая меня, и только через меня Совет мог давать свои директивы ложам, также и ложи могли сноситься с Советом только через меня. Во-вторых, решено было произвести выборы должностных лиц, в Совет 18-ти. Выборы в этот Совет должны были происходить только между теми лицами, которые имели уже эту степень. Наконец решено было устраивать масонство во всех крупных городах. В Совете 18-ти председателем был избран я, первым наблюдателем Ковалевский, вторым Кедрин, секретарем бар. Майдель, оратором Маргулиес. В Верховный Совет, как выбранный для постоянных сношений, я входил сам собою и баллотировке не подлежал. Баллотироваться в Верховный Совет могли братья, имеющие 3-ю степень, т.е. мастера и выше. Выбранными в Верховный Совет оказались кн. Урусов, Головин и Маргулиес. Когда я увидал результаты, то у меня точно что-то сорвалось – я предвидел большие неприятности. Предчувствие меня не обмануло. Несмотря на всю идейность масонской организации вообще, а в нашей, в данном случае, в частности, несмотря на клятвенное обещание, которое масоны всегда дают: любить друг друга, чувство тщеславия у некоторых оказалось слишком большим и очень скоро начались закулисные интриги. Баженов и Гольдовский, особенно первый, не могли мириться с тем, что они не были выбраны, а когда вдобавок они еще не были кооптированы, то недовольство их стало заметно проявляться. М. и тут проявил себя: попал он благодаря своему нахальству и уменью ловко интриговать. Он сумел убедить многих и собрал себе голоса. На первом же заседании Совета 18-ти решено было возвести в эту степень Головина и Урусова, не потому что они попали в Верховный Совет, это было тайной для всех, — а ввиду их прежней деятельности вообще.
Вел. кн. Н.М. РОМАНОВ (1859-1919)
Николай Михайлович, сын. вел. кн. Михаила Николаевича, был братом Александра Михайловича, который, как уже было сказано, был мартинистом и спиритом. Ник. Мих. был до конца жизни холост, и был во многом не похож на остальных членов семейства царя. Он был историком, редактором и издателем альбомов «Русские портреты», провел большую часть жизни за границей и в делах государственных избегал принимать участие, несмотря на интерес к внешней политике. Он знал шесть европейских языков (не считая латинского и греческого) и за границей водился либо с французскими и английскими учеными историками, либо с молодыми людьми, которых предпочитал молодым женщинам, относясь к последним более чем холодно. Одним из его любовников был вел. кн. Дмитрий Павлович, сын Павла Александровича, иначе говоря – двоюродный брат царя и один из убийц Распутина. Ник. Мих. еще до Февральской революции, а именно 1 января 1917 г., был «за клубные разговоры» выслан царем, и находился в Тифлисе у вел. кн. Николая Николаевича, когда туда приезжал Хатисов для переговоров о том, что делать, и возможно ли каким-нибудь путем воздействовать на царя. Как известно, еще в июле 1916 г. он написал личное письмо Николаю II (частично – по-французски, которым он владел, как русским), а в ноябре того же года – записку, где сказал все, что думал о царском режиме. |
