В 1909 г. он писал, что старый строй скоро сойдет в могилу, «унося с собой последние гнилушки», «уйдет разврат молодежи и взрослых, а с ними и порнография, и духовная расслабленность». Не надо думать, что это он писал о «падении нравов» в викторианском смысле, — он писал о привилегированных училищах Петербурга, военных и других, о крупных чиновниках, льстецах и ворах, о церкви, тонущей в коррупции и благословляющей Распутина.

Конечно, его вера в прогресс и братскую любовь слегка напоминает разговор Карамазовых о том, что все люди на земле в конце концов «обнимут друг друга и заплачут». Но в те времена он иначе не мог сказать то, что хотел сказать.

В книге «Новый строй» есть групповая фотография. На ней изображены более 60-ти бородатых, толстых братьев, и даже около десяти особ женского пола в шляпках и жакетах. Узнать кого бы то ни было трудно. Кое-кто упомянут в подписи под фотографией. Муромцев, Кокошкин и еще человек восемь – их как будто бы можно узнать. Это – депутаты 1-й Гос. Думы. Но, как известно, не им было положено установить «новый строй без порнографии и гнилушек». Ни сам Обнинский, ни мы, его потомки, не увидели, как люди обнялись и заплакали. И впереди пока никаких объятий и слез не видно.

И.Г. ЦЕРЕТЕЛИ

Меньшевик-оборонец, член ЦК Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов, Церетели вернулся 19 марта 1917 г. из Сибири, где он отбывал ссылку, прямо в Таврический Дворец, где заседал Совдеп. Его группа немедленно заняла командные должности в ЦК и захватила в свои руки «Известия». Ленин еще ждал своего поезда в Швейцарии. Скобелев, Чхеидзе и др. позже оказались в Совете с ним вместе у кормила. Он был членом II Гос. Думы и в начале мая стал министром почт и телеграфа во Временном правительстве, в первой коалиции, когда ушли кадеты. «Защищать свободу, но не идти на захват» – было его кредо. Он немедленно стал членом Контактной комиссии между Советом и Правительством князя Львова. Но Ленин, приехавший 3 апреля, не дал ему возможности провести в жизнь свою программу.

В 1923 г., в эмиграции, он стал одним из организаторов II Интернационала. Нигде в дореволюционных масонских списках его имя не значится, и только после 1920 г. он стал «кандидатом» (ПА). Два факта позволяют прийти к заключению, что он считался «братом» в Великом Востоке.

О первом пишет Аронсон в книге «Революционная юность»:

«Его масонство подтверждается сценой рукопожатия с Бубликовым. (Был) найден общий язык цензовых элементов и революционной демократии. Символическое пожатие рук, как единение всех живых сил страны». (Т.е. после Московского Совещания и перед выступлением Корнилова).

Второй факт кажется мне очень важным: он говорит не только о связи Церетели с масонами Великого Востока, но и о цельности его характера, о его твердости и уме.

В Париже, 12 февраля 1945 г., как известно, несколько русских эмигрантов пошли с визитом к советскому послу Богомолову, пить за здоровье Сталина. Теперь мы знаем, что инициаторами послевоенного визита были два человека, члены масонской ложи Великого Востока, полностью стоявшие на советской платформе еще в 1930-х гг., в период восхождения Гитлера. Назначен был день. Церетели, несмотря на долгие уговоры, пойти отказался. Как последнее средство, к нему на дом был послан Адамович (!), но он тоже не смог его убедить. Его братские уговоры не подействовали. Меньшевик Церетели остался при своем. Не прошло и месяца, как меньшевистский «Социалистический вестник», выходивший в те годы в США, занял резко отрицательную позицию по отношению к так называемой группе Маклакова, навестившей Богомолова и Гузовского, в которой, к их великой радости, не оказалось ни одного социал-демократа. (Новый журнал, № 145, стр. 32-33).