— Он спас людей на Саграбале, — это была мысль Джоанны, воспарившая в высокие сфирот.
Черная болотная жижа исчезла — да и была ли?
Только память и осталась.
Память о спасении? Память о решении? Или — о поступке?
И.Д.К. вернулся в базовый лагерь, опустившись на площади перед большим строением, напоминавшим внешними очертаниями знаменитый Миланский собор, но по сути представлявшим собой многомерную структуру, где с комфортом, привычным для каждого, могли устроить себе жилье не меньше миллиона человек.
И.Д.К. подошел к резным воротам храма, где стояла группа людей, воскресших, по-видимому, совсем недавно и еще не вполне понявших, в каком мире они оказались. Что-то знакомое почудилось И.Д.К. в выражениях лиц, и он подошел к паре, стоявшей в центральном проходе. Он знал этих людей, когда-то они были очень близки, но И.Д.К. не сразу вспомнил имена: это были сановник Имхотеп и его жена Ика, избиваемая мужем, но любившая его беззаветно и вечно.
Будучи планетой, И.Д.К. лишь понимал этих людей, сейчас он ощущал их мысли и мог говорить с ними.
— Вы уже выбрали, где будете жить? — спросил И.Д.К.
Ответ был безмолвным, потому что в древнеегипетском, каким владел бывший сановнник, не существовало нужных слов, а язык Кода еще не стал языком его подсознания. Имхотеп предпочитал жить в дельте Нила, вести хозяйство на своей крокодильей ферме и думать о полях Иалу, на которых он временно существовал по воле самого Озириса.
И.Д.К. выполнил желание старого знакомца, и лишь сделав это, понял, что владеет теперь еще одной способностью. Он подумал еще, что Имхотеп выглядит не таким уж старым и немощным, во всяком случае, не таким, каким представлял его И.Д.К., будучи планетой-памятью. Ясно, что воскресший не мог явиться в мир точно в том же состоянии, в каком пребывал в момент смерти — иначе он немедленно умер бы опять. Но каким он являлся в мир? И куда ушел сейчас? В дельту Нила — это ясно, он сам отправил Имхотепа с женой в выбранную ими точку пространства-времени. Но где находится дельта Нила — ведь не на Земле же периода фараона Эхнатона! Может быть, на ее аналоге в каком-то ином наборе физических измерений? Может быть, эти измерения и вовсе нематериальны, и новая жизнь Имхотепа не будет существенно отличаться от его же смерти?
Размышляя, И.Д.К. продолжал идти вдоль стен, пристально вглядываясь в лица — люди стояли, сидели, лежали, бродили вокруг, это были люди из разных эпох и стран. Молоденькая китаянка оживленно болтала о чем-то с сурового вида стариком в епископской мантии. И.Д.К. пригляделся, и мантия, конечно, исчезла, поскольку, как он и думал, была всего лишь мысленной защитой старца от посторонних взглядов. Девушка была обнажена, ее не смущало, что взгляд священника скользит вдоль ее тела, огибая линию бедер, и в человеке, с которым она разговаривала, ее интересовал вовсе не сан, не возраст, не страна, где он жил — ее привлекло нечто, даже для самого епископа скрытое в глубине души, то, чего он сам в себе не разглядел при жизни. Сейчас он был раскрыт, и все были здесь раскрыты.
Недалеко от себя И.Д.К. увидел Дину — она, как и он, бродила, будто бесцельно, от одной группы людей к другой, слушала, смотрела, искала, находила, вмешивалась.
— Илюша! — воскликнула Дина. — Как все сложно! Я так погрузилась, что даже тебя перестала слышать.
— Иди сюда, Диночка, — прошептал И.Д.К., — родная моя, мы уже целую вечность не были вдвоем, только мы — и небо, и земля, и трава…
— Папа, — сказал Хаим, — ты не умеешь играть в эти игры.
— Конечно, — сразу согласился Мессия, — таких в моем детстве не было, сам понимаешь.
— Тогда слушай меня. |